Что касается выплат по Закону 1244-1 чернобыльцам.
Забывая подать заявления на выплату ежегодной компенсации, в частности за вред здоровью они ее не получают. Поэтому, чернобыльцы высказывали пожелания об упрощении порядка, чтобы такая и подобные компенсации выплачивались в беззаявительном порядке. Но Правительство усложнило этот процесс и теперь к началу следующего года количество чернобыльцев оставшихся без таких выплат может увеличиться. Считаю, что Государство обязано выплачивать положенные по Закону выплаты не спрашивая на то желания получателя такой выплаты, без заявлений от них.
Уважаемые крымчане чернобыльцы, пользователи сайта. Эта публикация к 8.15 час. 14 октября имеет 1060 просмотров, но только 15 человек проголосовавших в опросе. Неужели не интресен итог? Не верю что Вы столь инертны. Пожалуйста активней, включайтесь в процесс. Не отмалчивайтесь, Ваше мнение важно! И оно будет иметь немаловажное значение.Если Вы, уважаемые пользователи сайта не находите свой вариант ответа в опросе, предложите его в комментарии к публикации, как это сделал Самбурский Г.А.
Не секрет, что некоторые чернобыльцы, забывая подать заявления на выплату ежегодной компенсации, в частности за вред здоровью в итоге ее не получают. По этой причине чернобыльцы высказывали пожелания об упрощении процесса, чтобы такая и подобные компенсации выплачивались в беззаявительном порядке. Однако внесенные Правительством изменения в порядок начисления таких выплат созданием излишней волокиты усложнили этот процесс и теперь возможно к концу года, к сожалению количество чернобыльцев не получивших такие выплаты может увеличиться. Сведений о получателях таких выплат у плательщика предостаточно. Сколько можно перепроверять их?
Уважаемая администрация сайта, уважаемый Григорий Яковлевич, вы как- то там на редакторском совете сайта определитесь..... Вот вы предлагаете проголосовать и сказать наше мнение о товарище Ткачёвой М.Р. Никого не хочу обидеть, выражаю только своё личное мнение, но думаю, что я не одинок в своих мыслях. Я не знаю этого человека, не знаю, чем она конкретно занимается, автором каких инициатив является, что реально сделала в своем регионе и в Крыму и т.д и т.п. Перечень вышеперечисленных ссылок по печатным и видео-материалам абсолютно не проясняет картину об информационном массиве деятельности уважаемой Ткачёвой Марины Рувиновны как в общественно-социальной так и чернобыльской направленности. Более чем за полторы суток нахождения статьи на сайте, сегодня на 19.40 проголосовало всего 13 человек из просмотревших эту статью 270 человек. Это только 4,8 % !!! Так вот стоит ли ставить на сайте вопрос о голосовании за человека, о деятельности которого, никто не знает ???
ЧерноБыль/Боль: Жизнь после эвакуации. Как "не мирный" атом изменил все
Алла Середицкая, преподаватель хорового пения в Школе Искусств города Славутич. 26 апреля 1986-го года выехала с семьей из города Припять и больше никогда не возвращалась назад. Вырастила двоих детей. Стала бабушкой двоих внуков.
Я родилась недалеко от Чернобыля — в Белоруссии, в деревне Красное, Брагинского района Гомельской области. Когда я была маленькой, то мы с родителями часто ездили собирать чернику в те места, где позже был построен город энергетиков Припять. Люди и сейчас живут в моем родном селе, их не эвакуировали, но совсем рядом — запретная зона, буквально через дорогу.
Будучи студенткой, я познакомилась со своим мужем, и после свадьбы мы уехали в Новосибирск. Мой первый ребенок родился там, но когда ему было 5 месяцев, мы вернулись домой. Я была в декрете, и муж думал о том, куда пойти работать. Была возможность устроиться в Гомеле, Чернигове или Припяти. Припять — молодой город, поэтому выбор пал на него. Муж работал на станции заведующим производством в столовой — кормил сотрудников АЭС. В апреле 1986 у нас уже было двое детей: 5-летний сын Олесь и 2-летняя дочь Наташа.
26.04.1986
Тот день, скорее даже ночь, я помню очень хорошо. Я проснулась от какого-то хлопка. Как потом оказалось, это был взрыв на четвертом блоке ЧАЭС. Город находился совсем близко от станции. Так и не поняв в тот момент, что меня разбудило, я распахнула окошко, поправила одеяла детям и легла спать дальше. До утра окно у нас было открыто…
Утром муж пошел на работу, как в обычный день. Он на тот момент работал в профилактории ЧАЭС, это недалеко от нашего дома, на берегу реки Припять. Старший ребенок попросился на улицу, и у меня не было повода его не отпускать. Светило яркое солнце, и сын хотел поиграть с машинками в песочнице. Во дворе было много детей.
Прибежал с работы взволнованный муж и сказал, чтобы я забрала сына домой, закрыла окна и никуда не ходила, потому что на станции что-то произошло, какая-то утечка, точно никто ничего не говорит. Велел нам сидеть дома. Периодически он забегал домой, а моя внутренняя тревога все возрастала. Постепенно начали слышаться звуки сирен скорой помощи. Рядом с нашим домом была больница, машины приезжали туда одна за другой — привозили пострадавших людей, тех, кто первыми попал под облучение — работников, которые были на смене в ту ночь, пожарников, неудачливых очевидцев. Город маленький и совершенно невозможно было что-то скрыть. Родственники попавших в больницу толпились у приемного покоя, но никого к пострадавшим не пускали. Позже муж принес нам из профилактория лекарство с йодом, велел самой пить и детям давать. Может, это нас в какой-то мере уберегло от серьезных последствий.
А люди шли на берег Припяти отдыхать на лодочную станцию в жаркий день. Все в легкой одежде. У многих были лодки, они устраивали пикники, жарили шашлыки и рыбачили…
По плану, в тот вечер мы должны были ехать в деревню к родителям, сажать картошку. На дизеле (Дизель-поезд — моторвагонный подвижной состав, у которого первичным двигателем является дизель – ред.) это минут 25 до станции Новая Иолча. Муж вернулся с работы, мы собрались, взяли рабочую одежду, а детям — сменку, и без документов и дополнительных вещей, поехали на вокзал. Разговоры про аварию были лишь на уровне слухов. Всем было интересно, что же там произошло на станции. Мимо нас проезжали машины, которые поливали дорогу и тротуары специальной жидкостью с пеной. Солдаты и пожарные были в масках, а мы просто шли на вокзал и ничего не понимали. На тот момент еще никто не извещал людей о смертельной опасности.
Мы сели в дизель-поезд и поехали. А там, по дороге, есть открытая местность, где совсем близко просматривается станция. Все пассажиры встали со своих мест и прильнули к окнам. В тот день в поезде было много рыбаков, которые приезжали из Чернигова рыбачить на р. Припять и на охладительный пруд рядом с ЧАЭС. Там водилось много рыбы. Я могу только представить, сколько на них было радиации, ведь эти рыбаки просидели под разрушенным блоком целый день.
Мы внимательно всматривались в развалины 4-го энергоблока, в курящийся над ним дымок. Кто-то начал говорить, что все будет нормально, пожар потушили, значит, ничего страшного нет. Никто не мог даже представить, что могло произойти нечто ужасное.
«Мы никогда не вернемся»
На следующий день, когда в Припяти и ее окрестностях была объявлена и организована эвакуация, по деревне поползли разные слухи, и по радио прозвучало первое официальное сообщение о происшествии на ЧАЭС. Муж поехал на вокзал узнать, как обстоят дела. Он увидел, как со стороны Припяти в сторону Чернигова промчался забитый битком поезд. Даже на ступеньках стояли люди. Как в кино о войне, когда поезда возвращались с фронта. А обратно, в Припять, прошел без остановок, словно призрак, совершенно пустой состав. Вечером в воскресение поезд вывозил последних людей из города. Мы остались без вещей, документов и без дома.
Только через какое-то время мужа пустили в Припять по пропуску — забрать документы. Лишь бумаги, больше ничего нельзя было увезти. После аварии родители и мы были очень встревожены ситуацией, так как вблизи деревни летали вертолеты, нагруженные песком для аварийного блока, а люди уже знали о радиации. Мама просила нас уезжать подальше и увозить детей. Решили ехать к родственникам в Черкасскую область. На вокзале в Чернигове было много женщин с детьми. Там создали пункт помощи пострадавшим. Людям помогали приобретать билеты, оказывали медицинскую помощь, оформляли справки тем, кто уехал из опасной зоны без документов. Представляете, в то время людям еще верили на слово! Нам тоже поверили, и прямо на вокзале выдали справку о том, что мы жители Припяти, выехали 26.04 и, что документов нас на руках нет.
Мы уехали к родственникам, а через какое-то время муж отправил меня с детьми в Евпаторию, в санаторий для эвакуированных из зоны ЧАЭС. Дорогу и пребывание в санатории нам всем оплачивало государство. Мужья приезжали к женам и детям между вахтами, которые длились по 15-20 дней. Непросто было: мужей поначалу не хотели селить с семьями. Помню, как даже на высшем уровне решалось, то, чтобы после 11 их не выгоняли на улицу. Вопрос таки решили. Это был, наверное, самый сложный период. Жилье, выплаты и компенсации были уже потом, а в то время, практически сразу после аварии, не было денег, одежды даже не было. В санатории жили в основном женщины, у которых было по двое, трое, а то и больше детей. Мы были похожи на большой цыганский табор.
Жизнь после эвакуации
Мы жили в санатории до сентября 86-го. Позже муж получил квартиру в Киеве. В столице было непросто — работа далеко от дома, муж постоянно по сменам в Чернобыле, старший сын забирал младшую из сада (сад был под окнами, совсем рядом), они шли сами домой, закрывались и там ждали меня — не гуляли и никуда не выходили, пока я не приезжала с работы. Я преподавала хоровое пение в музыкальной школе на Воскресенке, а жили мы на Харьковском массиве.
Уезжая, я каждый раз перекрывала газ, а еду детям оставляла в термосе. Однажды я попала в пробку и сильно задержалась, а когда шла домой, то увидела, что стоит мой ребенок во весь рост на подоконнике и просто, «влипнув» в стекло, высматривает меня. Я не помню, как я добежала на свой 9-й этаж. Открыла дверь, а они с дочкой рыдают навзрыд. Они плакали и говорили: «Мама, где ты была? Мы думали, ты под машину попала, потерялась, что больше никогда не придешь!» В тот вечер я тоже с ними рыдала, а после, посоветовавшись с мужем, мы решили переехать в новый, строящийся для работников ЧАЭС город Славутич. Это 60 км от Чернобыля. Тут я живу и по сей день, хотя дети и разъехались. Дочь вышла замуж, и у меня есть двое очаровательных внучат. Отец моих детей уже шесть лет как умер, в 53 года. Но я работаю, как и прежде, в Детской школе искусств, куда из Киева переехал почти весь «костяк» той школы, в которой я работала еще в Припяти.
Люди, когда уезжали из Припяти, даже и подумать не могли, что они не вернутся. Многие оставили своих домашних животных. И те погибли в закрытых домах. Мне после аварии Припять снился много лет подряд. Постоянно… Город был очень светлый, с огромным количеством цветов, особенно много было роз.
Старший сын долгое время сам работал на ЧАЭС. Я, почему-то, как творческая мама не хотела, чтобы он шел в творческую профессию, думалось мне тогда, что мужчина должен чем-то серьезным заниматься. Он окончил университет, учился на факультете «Финансы и кредит». Вернулся на станцию и работал в плановом отделе много лет. А потом решительно уволился и сейчас занимается совершенно другим делом, творческим, как ему всегда мечталось. Вывод: нельзя выбирать профессию за детей, пусть занимаются тем, к чему душа лежит.
Отголоски тех дней до сих пор сказываются на здоровье: приходишь на осмотр, сдаешь кровь, делаешь УЗИ, а врач сразу спрашивает: «Вы из Припяти?». Говорит, что видно, если оттуда. Из-за проблем с щитовидной железой я больше не могу петь, как раньше.
Я не могу смотреть фильмы, читать книги о Чернобыле. Однажды я возила детей в музей Чернобыля, они слушали экскурсию, а я тихо рыдала в стороне, чтобы никто не увидел. Нам повезло, что мы не пострадали, как могли бы — все остались относительно здоровы. Но та жизнь, которая была сразу после аварии, была совершенно другой, произошел надлом. В то время я не могла слушать веселую музыку. На юге музыка звучала всюду, нас даже пытались развлекать — концерты давали, привозили различные коллективы. А я все думала, ну как можно веселиться и радоваться, когда такое случилось. Меня спасало рисование и забота о детях.
Алла с сыном и дочерью
Думала даже, что не вернусь в профессию, что не смогу заниматься вокалом из-за стресса. А потом дети меня в буквальном смысле подняли. Я переключилась на них, на их благополучие. Я поставила себе цель,чтобы они выросли счастливыми людьми. Несмотря ни на что. Ведь бывало так, что нам «умные» люди говорили, мол, вам после Припяти 5 лет жить — не больше. И поначалу мы, правда, боялись. Страх был жуткий, а потом я поняла одну вещь — нельзя поддаваться этим деструктивным мыслям. Даже если действительно отмерено немного. Особенно, если у тебя есть дети, ты просто не имеешь права опускать руки и думать о смерти. Нужно просто жить. Я живу, несмотря на то, что во сне приходит мираж — светлый город, утопающий в розах. На фоне того самого дымка, который затянул туманом целую жизнь.
Автор видео: Олесь Середицкий
Фото на главной: Алина Рудя
Фото в тексте: Алла Середицкая, Виталий Головин
Алла Середицкая преподаватель хорового пения в Школе Искусств города Славутич.
Если Вам понравилась новость поделитесь с друзьями :
В конце минувшего года в Общественной палате Российской Федерации состоялся круглый стол на тему: «30 лет после катастрофы на ЧАЭС. Проблемы ликвидаторов и граждан, подвергшихся воздействию радиации».
Вопросы медицинского обслуживания лиц, подвергшихся радиации при ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, рассмотрели на заседании круглого стола
Взыскивают ли алименты с суммы возмещения вреда здоровью, выплачиваемой за увечье полученное при исполнении иных обязанностей военной службы при ликвидации катастрофы на ЧАЭС?
| Просмотров: 2 473 | Комментариев: (0)
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Информация
Комментировать статьи на сайте возможно только в течении 100 дней со дня публикации.