---------------------------- КРЫМСКИЙ ПОРТАЛ ЧЕРНОБЫЛЬЦЕВ - ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ СПАС -----------------

В Москве есть одно место, проезжая мимо которого, я вспоминаю моего отца — ​Николая Николаевича Мисюра. Это памятник самолету на повороте во Внуково. В папиной полетной книге значился и этот борт. Будете проезжать — ​посигнальте, вспомните славного авиатора. Благодарю редакцию журнала за предоставленную мне возможность рассказать о летчике, ликвидаторе аварии на Чернобыльской атомной электростанции, организаторе и руководителе объединений инвалидов Чернобыля. И идеальном дедушке, которого так не хватает его внукам — ​моим детям.

​​Фото издалека

​Журнал «Гражданская авиация» я помню с раннего возраста. А как же могло быть иначе, если твой папа — ​летчик? У меня были «Мурзилка» и «Веселые картинки», а у отца — ​серьезный, профессиональный отраслевой журнал.

Детская память цепкая, она сразу и навсегда «схватила» в одном из журналов фотографию папы — ​молодого, улыбающегося, в курсантской форме, и уверенного в том, что впереди ждет прекрасная работа и интересная жизнь. Тот самый номер журнала, который бережно хранился у отца вместе с документами. К сожалению, болезнь и смерть моих родителей повлекла за собой массу тяжелых и неприятных событий, в результате которых многие семейные документы были утрачены. И теперь мне приходится по крупицам собирать и восстанавливать архив жизни отца, кавалера Ордена Мужества, видного деятеля чернобыльского движения.

​Семья авиаторов

​Николай Николаевич Мисюра — ​дальневосточник. И свою летную карьеру начинал там же, в Хабаровском Объединенном авиационном отряде. Разумеется, разговоры про полетные будни, аварии, опасные ситуации и прочий экстрим сопровождали меня с рождения. Тем более, что в семье, помимо отца, были другие авиаторы.


В 1963 году в списке учеников, окончивших Бугурусланское летное училище с отличием, появилась фамилия Мисюра — ​Николай Николаевич. А в 1971-м список отличников пополнил и мой дядя — ​Владимир Николаевич. От жил и работал на Сахалине, коллеги запомнили его как опытного и грамотного пилота. Два брата, два отличника с красными дипломами. Думаю, такое нечасто встречается.

Родной дядюшка однажды падал на Ан-2 в тайге и остался в живых. Сумел приземлить кукурузник на низкие деревья так, что пассажиры отделались травмами и ушибами. Сама в детстве я по звуку летящего самолета могла почти безошибочно угадать его марку и прочие характеристики. Благо, тогда марок у нас летало всего четыре — ​Ан, Ил, Як и «Тушка».

На Дальнем Востоке отец летал на Як-40, Ан-2, Ил-14 и на Ту-104. Каждый самолет изучал до совершенства, любил эти мощные, красивые машины. У него был большой налет часов, и на форме красовались соответствующие знаки. До 1980-го мы жили в Хабаровске, а в дни Олимпиады переехали в Москву. Отец перевелся из Хабаровского авиаотряда в Мячковский ОАО командиром Ил-14.

Возможно, отец выбрал работу в Мячково на Ил-14 потому, что авиаотряд был не простым, а ориентированным на выполнение специальных правительственных заданий. Неудивительно, что именно мячковские экипажи и воздушные суда составили основу сборного авиаотряда, работавшего на ликвидации последствий аварии на Чернобыльской атомной электростанции.

​В пекле​

26 апреля 2020 года исполняется 34 года со дня аварии на Чернобыльской атомной электростанции. Более трети века прошло с момента, когда страшный взрыв и сильный пожар разбудили мирно спящий, никому не известный в тот момент городок Припять. То, что эта катастрофа имела столь масштабные последствия, миру еще только предстояло осознать и понять. Как то, что именно наши люди спасли мир. Вот так просто, без пафоса, спасли мир в мирное время.

Как и многие, наша семья не сразу поняла, что жизнь уже не будет прежней. Нет, отец не оказался в Чернобыле в самые первые апрельские дни после аварии, полетные документы датируются началом мая. Но на «вторые майские» он уже точно был там.

Утром отец спокойно ушел на работу, просто «облетать самолет», надеясь, что к вечеру уже будет дома, все было для нас буднично и обыденно. Не придали значения мы и тому, что вечером он не вернулся. Жили мы тогда все вместе в квартире на Ленинском проспекте: мама, отец и я с мужем и маленьким сыном. Ну, задержался в тот день, все бывает. Прилетит. А он только через два дня позвонил. Коротко сообщил, что в командировке, и когда вернется, пока не знает. На вопрос, где ты, ответил просто: «В пекле».

Только недавно, изучая полетные документы отца, я осознала, как много времени он провел в Чернобыле. Таких как он впоследствии стали называть ликвидаторами первой волны.

Тогда мы воспринимали командировки отца в Чернобыль в порядке вещей, а он не спешил делиться с нами, что там было на самом деле. Тем, что люди в Чернобыле ежечасно совершали подвиг. Никто не понимал ни масштабов катастрофы, ни масштабов работ ликвидаторов.

В 1986 году он оказался в центре этого ужаса со своей эскадрильей. Кому-то надо было срочно выполнять полеты над зоной разрушения. Делая аэрофотосъемку, замеры радиации и, наверное, многое другое, о чем он, кстати, особо не любил рассказывать. Но практически все выполненные с высоты документальные кадры, ставшие основой для будущих фильмов об этой катастрофе, были сняты с крыльев его эскадрильи. Этот «рабочий материал» теперь часто показывают по всем каналам накануне очередной годовщины трагедии.


Больше всех надо

После Чернобыля он еще проработал несколько лет в Мячково. Работал бы и дальше, но обстоятельства складывались так, что решил уйти. Не секрет, что от ликвидаторов многие трудовые коллективы старались избавляться под любыми предлогами. Об этом я слышала от чернобыльцев, и не только летчиков. В чем причина — ​не знаю. Возможно, страх облучения, а может быть, указание сверху. В любом случае, отец не мог позволить, чтобы «его ушли». И ушел сам.

Но и на пенсии Николай Николаевич не мог сидеть спокойно. Он стал заниматься проблемами ликвидаторов. Возможно, кто-то будет оспаривать факт первенства, но на тот момент ни одной организации, созданной по региональному принципу, уж точно не было. Просто потому, что данных о людях, которые работали в 1986–1988 годах в зоне аварии, никто и нигде не собирал. Скажу больше, данные «терялись», так случалось с расформированными военными частями. А таких частей оказалось много.

Складывалась интересная ситуация. Постановление о льготах чернобыльцам вышло, а никаких разъяснений к нему не было. Как и кому надлежало этим заниматься — ​непонятно. Люди обивали пороги присутственных мест, но никто ничего им толком не мог объяснить. Стало ясно, что чернобыльцам нужно объединяться. А кому надо копаться и собирать данные на каждого ликвидатора в районе? «Надо» оказалось Николаю Николаевичу.

Долгое время, пока не было отдельного помещения, вся подготовительная и текущая работа общественной организации шла «на дому», в нашей квартире. Я подключилась и, как оказалось, надолго. Пилот в отставке ходил по военкоматам, собирал списки, и потом по вечерам мы обзванивали людей, приглашали на встречу.

Потом была большая социальная работа. Ликвидаторам раздавались продукты, вещи, лекарства. Восстанавливались у людей документы, пробивались льготы, жилье, лечение. Даже устраивали людей на работу. Постепенно, с участием ликвидаторов, складывалась правовая база. Всего не перечесть. Появились и другие организации. И там были яркие, выдающиеся личности.

А на первом собрании нашей региональной организации ликвидаторы единодушно выбрали своим лидером папу. И не ошиблись. Он стал первым и бессменным председателем общественной организации инвалидов Чернобыля. В 2000-х он был уже руководителем российской организации. И умер практически на этом посту.

Как же теперь я жалею, что не расспрашивала его про «чернобыльские будни», не проявляла настойчивость, не была дотошной. Я бы расспросила его теперь. Но, увы, поздно. В 2011 году его не стало. Чернобыль так или иначе догоняет ликвидаторов.


Идеальный дед

Когда родился мой старший сын, его долгожданный первый внук, мой отец объявил: «Теперь я ДЕД! И зовите меня только так!» С того момента звание прилило к нему навсегда. Он действительно был идеальным дедом, обожавшим своих внуков, очень много сделавшим для них. Несколько высших образований, широкий кругозор и любознательность — ​это все он! Понятно, что с трудной «домашкой» и подготовкой к контрольным внуки бежали к своему деду. То же самое было и с выпускными, и вступительными экзаменами.

Дед до последних минут старался быть нужным своим внукам. Его последний разговор — ​это звонок моему сыну из реанимации. Не удивляйтесь. Да, ему разрешили. Настолько сильным было уважение к человеку у персонала, что ему принесли телефон и позволили позвонить. И человек, только что пришедший в сознание, поспешил успокоить внука.


Настоящие люди

​Помню, в детстве отец мне рассказывал, что мальчишкой он мечтал совершить подвиг, прочитав «Повесть о настоящем человеке». И жалел, что родился поздно, в мирное время. В послевоенные годы мальчики играли в вой­ну и прекрасно знали биографии героев. Мог ли он тогда представить даже в самых своих дерзких снах, что его подвиг будет совершен в мирное время?

Несколько лет назад мне довелось побывать в Камышине, на родине Алексея Петровича Маресьева. К памяти героя в городе относятся бережно. В краеведческом музее Камышина собраны и представлены уникальные экспонаты, рассказывающие о его жизни и подвиге. Вещи собираются в уникальную коллекцию и выставляются постоянно, обновляя уже имеющуюся экспозицию. К примеру, сохранилась даже его школьная парта. Была приятно удивлена, когда увидела экспозицию, посвященную подвигу горожан, совершенному уже в наше время. Я говорю о ликвидации аварии на Чернобыльской АЭС.

В музее Камышина открылась мне интересная взаимосвязь двух судеб: моего отца и Алексея Маресьева. Папа родился и жил на Дальнем Востоке, в небольшом поселке Приморского края, а Маресьев уехал на Дальний Восток из небольшого Камышина ради достижения своей заветной цели — ​стать летчиком. Парень по комсомольской путевке уехал на Дальний Восток, где строился в это время город Комсомольск-на-­Амуре. И работал там обычным лесорубом. Ему хватало сил, чтобы после работы еще и заниматься в аэроклубе. Кстати, такие аэроклубы просуществовали в разных городах Союза до конца 80-х годов прошлого века, открыв дорогу в небо многим молодым парням и девушкам.

Оба с детства бредили небом. Алеша — ​увидев в реке отражение самолета, а ученик Коля — ​зачитываясь книгами о воздушных боях Великой Отечественной. И шансов летать, стать профессионалом своего дела у каждого из них было мало. Но они использовали свои минимальные шансы. Оба стали героями, только в разное время. Алексей Маресьев — ​герой Великой Вой­ны. Николай Мисюра — ​герой невидимой, но страшной вой­ны с радиацией. Орден Мужества отец получил в 1996 году.


Место в памяти

​Вот таким был мой отец. За свою жизнь он успел многое: воспитал плеяду талантливых летчиков, передал им свой уникальный опыт. А летал он отменно. Идеальный взлет и идеальная посадка, как говорили все, кто с ним летал. Этому можно верить. Они жалеют только об одном: что человек не оставил после себя в книге свой бесценный опыт.

Надеюсь, что мой рассказ будет своего рода первой ласточкой, и среди читателей найдутся желающие написать свои истории, истории своих родных и близких, авиаторов-чернобыльцев. Да, их было не так много, как других военных и гражданских специалистов, но их вклад в дело ликвидации аварии огромен.

Возможно, я плохо информирована, но, интересуясь монументами и памятниками, посвященными ликвидаторам аварии на ЧАЭС, отметила интересную деталь: нет памятника, посвященного ликвидаторам — ​летчикам и вертолетчикам. Более того, на групповых монументах изображения летчиков тоже не видно. С чем это связано, я не знаю, но, считаю, ситуацию надо исправлять…

​Текст: Галина Слезко.
Фото из архива Николая Мисюра
https://zen.yandex.ru/media/1931_aero/nikolai-misiura-letchik-likvidator-idealnyi-ded-5e972a5423ea381193e9224c

Если Вам понравилась новость поделитесь с друзьями :

html-cсылка на публикацию
BB-cсылка на публикацию
Прямая ссылка на публикацию

• Share this on Facebook
• Tweet This!
• Add this to Google Bookmarks
• Add this to Yandex.Bookmarks
• Blog this on Blogger