КРЫМСКИЙ ПОРТАЛ ЧЕРНОБЫЛЬЦЕВ - ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ СПАС

15 февраля в Украине День чествования участников боевых действий на территории других государств. Сегодня наше особое внимание и большой почет тем, кто прошел по дорогам двух войн-в Афганистане и войны с радиацией в Чернобыле. Много среди этих героев именно офицеров-вертолетчиков, которые 27 апреля-10 мая 1986 тампонировали с воздуха разрушенный реактор, который дышал радиацией. Только за эти 14 адских дней 359 вертолетчиков 99 экипажей ВВС 12 военных округов СССР, Военно - транспортной авиации, Авиации дальнего действия выполнили более 1800 вертольото - вылетов, в разрушенный реактор сброшено 1800 т песка и глины, 2400 т свинца, 800 т доломита, 40 т карбида бора. За один проход экипаж получал дозу облучения от 2-3 до 10-12 бэр, одновременно над кратером реактора находилось 20 - 30 вертолетов.
В одном из них тогда находился старший лейтенант Игорь Юрьевич ПИСЬМЕНСКИЙ, штурман вертолета Ми-6 воинской части 01094 (51-й гвардейский отдельный вертолетный полк). С 27 апреля по 2 мая 1986 года участвовал в засыпке с воздуха разрушенного 4-го реактора Чернобыльской АЭС песком, доломитом, свинцом. Получил дозу облучения 53 Бэр (530 мЗв). Награжден орденом Красной Звезды (1986).
Родился 19 июня 1961 года в г. Луганск.
В 1982 году окончил Ворошиловградское высшее военно-авиационное училище.
В 1982-1997 годах служил на офицерских должностях в Вооруженных силах СССР и Украины, с 1996 года – пенсионер. Инвалид 3-й группы.
Участник боевых действий в Афганистане (1984-1985 г). 452 боевых вилети «За службу Родине в вооруженных силах СССР» 3 степени
Председатель общественной организации воинов-ликвидаторов аварии на ЧАЭС-инвалидов войны "Набат".
Предлагаем вашему вниманию собственные воспоминания Игоря Письменского из аудиорхива Национального музея " Чернобыль»

В период моего детства многие мальчишки мечтали стать моряками, авиаторами, космонавтами. А так как в городе Луганск, откуда я родом (в то время он назывался Ворошиловград), было военное летное училище, то вопрос о том, куда идти учиться после окончания школы снялся сам собой. При этом учебном заведении действовала Школа космонавтики имени Германа Степановича Титова, и в старших классах я два года по выходным занимался в ней: изучал историю авиации, азбуку Морзе, знакомился с устройством авиатехники, проходил физподготовку. После восьмого класса пытался поступить в Киевское суворовское училище, но по ряду причин это не удалось. А в 1978 году всё сложилось удачно - я стал курсантом Ворошиловградского высшего военно-авиационного училища.

В этом ВУЗе готовили офицеров-штурманов как для военно-транспортной, так и для фронтовой авиации. Отучившись четыре года после выпуска получил распределение в Киевский военный округ в 17-ю воздушную армию. Рассчитывал стать штурманом самолёта Ан-12, но в то время советские войска воевали в Афганистане, и кадровики распорядились мною иначе. Как сказал один из них: «Сегодня интересы Родины требуют, чтобы вы служили на вертолётах!». Так я в числе ещё троих выпускников нашего училища попал город Александрия Кировоградской области в войсковую часть 01094 - 51-й гвардейский отдельный вертолётный полк.

Это была боевая часть - одна из её эскадрилий накануне возвратилась из Афганистана. На вооружении полка находились вертолёты Ми-8 и Ми-6. Меня назначили штурманом Ми-6. Приняли нас хорошо, по-доброму. И сразу сказали: «Вам надо как можно больше летать, быстрее сдать экзамены на повышение клаccной квалификации, так как в следующем году мы уходим в Афганистан, а туда берут только самых подготовленных». Но на следующий год в ДРА [Демократическую республику Афганистан] нас почему-то не отправили. Наша эскадрилья оказались там в августе 1984 года.

В Афганистане мы базировались в Кундузе, но летали по всей стране. Перевозили людей, технику, вооружение, самые различные грузы. В сентябре 1985 года без потерь возвратились в Александрию. Со временем стало известно, что в августе 1986-го года нам снова предстоит командировка в Афганистан. У вас, мол, уже есть боевой опыт – готовьтесь! Мне к тому времени исполнилось 24 года, я уже имел первый класс, 425 боевых вылетов и меня сориентировали, что в ДРА буду назначен на более высокую должность - штурманом вертолётного отряда.

Но в эти планы вмешались события в Чернобыле. В ночь с 26-го на 27-е апреля 1986 года, где-то около полуночи, наш полк подняли по тревоге. До аэродрома – а он находился в 8 км от города – добирались кто как мог: одни на личных машинах, другие централизовано на служебных, третьи на попутках. Прибыли все вовремя – тренировки на этот счёт у нас проводились регулярно. На аэродроме нам сообщили, что вблизи Чернигова произошла авария на атомной станции (слова Чернобыль или Припять тогда не прозвучали) и нашему полку поставлена задача срочно направить вертолёты с наиболее подготовленными экипажами на аэродром Черниговского высшего военного авиационного училища лётчиков.

Несмотря на дождь и низкую облачность к 3 часам ночи 14 вертолётов Ми-6 и 12 Ми-8 были на месте предназначения. Там нас разместили в казарме военного училища. Утром при постановке задачи на день стало известно, какая работа нам предстоит. К тому времени пожарные уже выполняли свой профессиональный долг - ценой собственных жизней потушили пожар на АЭС. Но горение графита и выбросы радиоактивных веществ в атмосферу продолжались. Из-за высоких уровней радиации с земли к разрушенному 4-му реактору было не подойти, единственная возможность – забросать его дезактивирующими материалами с воздуха. Для выполнения этой задачи нужны были опытные экипажи, имеющие навыки полетов в сложных условиях.
Первыми к реактору на вертолётах Ми-8 полетели экипажи командира нашего полка полковника Александра Серебрякова и командира эскадрильи подполковника Юрия Яковлева. Они провели пробные сбросы мешков с песком, причём первоначально техники сбрасывали их из открытой боковой двери вертолёта. Скоро стало понятно, что такой способ не даёт нужной эффективности, даже если привлечь большое количество Ми-8. Тогда кто-то предложил доставлять грузы к реактору на внешней подвеске вертолёта, используя в качестве ёмкости списанные тормозные парашюты реактивных самолётов. Попробовали – получилось гораздо лучше. Но Ми-8 мог нести на внешней подвеске груз весом до одной тонны, а этого в тех условиях было явно недостаточно. И вот тогда для выполнения таких работ стали использовать наши Ми-6, которые за один раз могли доставить до 5-6 тонн дезактивирующих материалов.

На вертолёте Ми-6 первым к реактору полетел экипаж командира нашей эскадрильи подполковника Белагана Степана Ивановича. Пробный сброс прошёл удачно. Следом за ним поставленную задачу стали выполнять и другие экипажи вертолётов Ми-6 нашего полка. Но тут возникли две проблемы. Во-первых, тормозные парашюты вскоре закончились, а других в Черниговском лётном училище не оказалось. А во-вторых, при сбросе груза в реактор вместе с ним падало и приспособление, фиксировавшее груз на внешней подвеске вертолёта, а таких у нас было ограниченное количество.

Не знаю, как долго бы решались эти вопросы в обычной обстановке, а тогда обе проблемы были устранены очень оперативно - в течение одной ночи. К утру самолётом Ан-12 в Чернигов было доставлено необходимое количество тормозных и десантных парашютов, а рабочие киевского завода «Арсенал» в кратчайшие сроки изготовили сотни, а затем и тысячи штук необходимых нам устройств. Руководил решением всех этих задач генерал-майор авиации Антошкин Николай Тимофеевич - начальник штаба ВВС Киевского военного округа. Его служебный опыт, высокие организаторские качества, авторитет в кругу авиаторов сыграли тогда очень большую роль.

Работа вертолётчиков в те дни была организована следующим образом. Километрах в 12-15 от АЭС вдоль дороги на Чернобыль были созданы площадки погрузки, которые имели радиопозывные «Кубок-1», «Кубок-2» и «Кубок-3». На эти площадки грузовыми автомобилями свозили тысячи мешков с песком. Позже туда же стали привозить бор, доломит, свинец. Мешки в парашюты загружали военнослужащие-запасники (так называемые «партизаны»). Как только вертолёт садился на площадку, под него тут же цепляли груз и он летел на АЭС. Ориентир – 150-метровая вентиляционная труба между третьим и четвёртым блоком. С учётом высокой температуры и опасных уровней радиации, которые были над реактором, полёт проходил на высоте 200 метров со скоростью 80-100 км/час.

Руководил полётами заместитель командующего ВВС Киевского военного округа по армейской авиации полковник Нестеров Борис Александрович, который находился на крыше гостиницы «Полесье». Оттуда он корректировал наш выход на «цель» и давал команду на сброс груза. Вертолёты летали каруселью - один за другим. Одновременно в работах по тампонированию реактора участвовало около 30-40 вертолётов. Полёты продолжались весь световой день. Они, наверное, велись бы и ночью, но в темноте нам не было видно, куда сбрасывать груз.

До аварии на ЧАЭС о радиации я имел представление как и любой профессиональный военный. Знал, как защищаться от неё при ядерном взрыве. Этому нас учили. А вот о специфике радиационных аварий не имел даже самого общего понятия. Страха перед радиацией в те дни у меня не возникало. Некоторая тревожность, конечно, присутствовала, но мы ведь уже прошли Афганистан, побывали там в самых разных переделках, и умели владеть собой. И ещё, возможно, я не боялся радиации потому, что в то время не очень осознавал, как впоследствии облучение скажется на моем здоровье. Да и особо размышлять о существующих опасностях было некогда: в полете все мысли о другом – как не оплошать с правильностью выхода на цель, более точно сбросить груз. Мы ведь люди военные, и раз нам поставлена такая ответственная задача, её надо выполнить как можно лучше и быстрее.

Что касается средств защиты от радиации, то первоначально у нас были только респираторы «Лепесток». Кроме того, утром перед полетами нам давали какие-то таблетки. Я так понимаю, что это был йод. Врач при этом обязательно предупреждал: «Если в течение дня почувствуете себя плохо - сразу ко мне!». К вечеру после полётов появлялась слабость, тошнота, иногда и рвота, но мы это не афишировали. Опасались попасть на заметку врачам, которые впоследствии будут более придирчиво относиться к оценке состояния нашего здоровья.

Завтракали и ужинали мы в столовой военного училища, а обед нам привозили на площадки погрузки. Полевая кухня стояла метрах в 50-ти от взлетающих вертолётов. Вполне понятно, что пыли там было довольно много. На второй или третий день нашей работы в зоне ЧАЭС во время небольшого перерыва на обед я увидел стоящий неподалёку КамАЗ-длинномер с заметно прогнувшимися рессорами. Подошёл к нему ближе. Машина оказалась загружена листовым свинцом размером примерно 1 метр на 50 сантиметров и толщиной 5 миллиметров. Такие листы я увидел впервые - до этого мы свинец в реактор мы не сбрасывали. Подошёл к машине ближе. Водитель КамАЗа заметил, что я проявляю интерес к его грузу, говорит: «Отличный свинец, ребята! Подстилайте себе на сиденья!». Спрашиваю: «А что, можно брать?». «Да, конечно, - отвечает водитель, - о чём речь? Берите, сколько вам надо!». С того дня мы стали летать, положив на сиденья вертолёта свинцовые листы.

Кстати, когда стали проводить первые сбросы свинца, то несколько раз его листы прорывали своими углами купольную ткань парашютов и выпадали из них. А внизу по маршруту полёта велись сельхозработы – жители ближайших к АЭС сёл ещё не знали о радиационной опасности и как ни в чём не бывало продолжали трудиться в полях. Их начали эвакуировать только в первых числах мая. Чтобы избежать разрывов парашютов листовой свинец стали сворачивать в рулоны – тогда выпадения груза прекратились.

Перед первым полётом на реактор нам выдали «пальчиковые» армейские дозиметры ДКП-50. Они рассчитаны на фиксацию дозы облучения до 50 рентген. Я свой достал из кармана и положил под блистер возле пулемёта. После того, как мы сделали пять полётов на реактор, заглянул в глазок дозиметра и увидел, что его стрелка отклонилась в сторону от шкалы и понять, какую дозу получил, оказалось невозможным. Что-то подобное было и у других членов нашего экипажа – у одних ДКП-50 работали, у других нет. В конечном итоге начальник химической службы полка, исходя из каких-то своих расчётов, записал мне суммарную дозу облучения 24 рентгена. В то время меня это вполне устроило – нас предупредили, что если получим больше 25 рентген, то могут списать с лётной работы, а мне это было совсем ни к чему. Годы спустя мою дозу облучения пересчитали и установили, что она составила 53 рентгена.

Наш экипаж работал в зоне аварии до 2-го мая. За это время мы выполнили 29 заходов на реактор. Годы спустя из документов, которые хранятся в Национальном музее «Чернобыль», я впервые узнал, что наш экипаж сбросил на 4-й энергоблок 100 тонн груза. А тогда, в апреле и мае 1986 года, мы эти тонны не считали – сколько было надо, столько бы и сбросили. Всего вертолётчиками нашего 51-го полка выполнено 429 полетов с налетом над территорией АЭС – 128 часов. Сброшено 764 тонны грузов, перевезено 233 человека.

Рассказывают, что вопрос о замене экипажей вертолётов, летавших на реактор, поднял председатель Правительственной комиссии Борис Евдокимович Щербина. Он спросил кого-то из армейского руководства: «У вас что, одни и те же экипажи летают?». Ему отвечают: «Да, летают и не жалуются». Щербина потребовал немедленно провести замену вертолётчиков. Они, мол, ещё молодые ребята, надо их поберечь.
После этого нам пришла замена, и мы 3 мая улетели в Александрию, а свои вертолёты оставили в Чернигове - они уже были загрязнены радиацией, и было принято решение эксплуатировать их в зоне аварии и дальше. Спустя годы во время посещения зоны отчуждения я увидел свой вертолёт под номером 08 на могильнике в Рассохе.

В Александрии мы побыли недолго – всех, кто побывал в Чернобыле, направили на обследование в Ирпень, где находился госпиталь ВВС Киевского военного округа. Там в то время работали специалисты Ленинградской военно-медицинской академии. Они нас самым тщательным образом обследовали, но результатов анализов так и не сообщили.

В госпитале мы пробыли три недели и снова возвратились в полк - готовиться к поездке в Афганистан. После этого наш и ещё несколько экипажей послали на обследование в Москву в Центральный научно- исследовательский институт авиационной и космической медицины. Там мы прошли медицинскую комиссию. Она признала лётчиков экипажей нашего полка годными к полётам. Несмотря на такое позитивное заключение, где-то в верхах решили, что 51-му полку вполне достаточно работы в Чернобыле и в Афганистан нас больше не посылали.
В этой части я прослужил ещё ….. года, в последующем проходил службу в городе Борисполь штурманом отдельной авиационной эскадрильи. В 1996 году по состоянию здоровья уволился в запас.

В экипаж, в составе которого мне выпало в 1986 году летать на реактор, кроме меня входили ещё пять человек. Командиром был капитан Леонид Войтко, правым лётчиком старший лейтенант Сергей Рыбальченко, борттехником старший лейтенант Юрий Горячий, радистом прапорщик Алексей Жолудь, бортовым механиком прапорщик Сергей Бовдур. Трое из них, увы, уже умерли.

За полёты над Чернобыльской АЭС наш экипаж поощрили почётными грамотами и премиями по 100 рублей. Тогда, видимо, посчитали, что для военных этого достаточно. Они ведь люди государственные и рисковать жизнями во имя своей страны – их обязанность. В том же 1986 году за мужество и героизм, проявленные при ликвидации аварии на ЧАЭС, меня наградили орденом Красной Звезды. Орденами и медалями были награждены и другие члены нашего экипажа.

В 1999 году группа военнослужащих запаса - участников ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы создала свою общественную организацию, которую мы назвали «Набат». Меня избрали её председателем. Подтолкнула нас к созданию организации та волна проблем, с которыми в 1990-х годах столкнулись «ликвидаторы», особенно те из них, что призывались в Чернобыльскую зону из запаса через военкоматы. Некоторым долго не удавалось документально подтвердить своё участие в тех событиях. Наша организация помогает этим людям решать такие вопросы.

К сожалению, за прошедшие после Чернобыльской катастрофы годы наше государство почти забыло о ликвидаторах её последствий. Сегодня на решение их социальных проблем выделяются минимальные средства, да и те не всегда доходят по назначению. Кроме того, в обществе постепенно ослабевает интерес к самой чернобыльской теме, утрачивается уважение к тем людям, которые жертвовали своим здоровьем, а то и жизнью для ликвидации последствий катастрофы.

После выхода на экраны американского мини-сериала «Чернобыль» о событиях 1986 года снова было заговорили, пресса, молодёжь стали интересоваться подробностями происходившего. Но потом грянула пандемия соvid-19 и чернобыльская тема снова отошла на задний план. А ведь в мире сейчас сотни работающих атомных блоков, и если, не дай Бог, на одном из них произойдёт масштабная авария («Фукусима» показала, что такое, увы, возможно), то никакие границы, никакие расстояния не остановят распространение по земному шару радиации. Так что надо не забывать уроки Чернобыля и помнить о тех людях, которые совершили тогда самый настоящий подвиг, спасая мир от радиационной опасности!

https://www.facebook.com/NationalChernobylMuseum/posts/2323614204429444

Если Вам понравилась новость поделитесь с друзьями :

html-cсылка на публикацию
BB-cсылка на публикацию
Прямая ссылка на публикацию

• Share this on Facebook
• Tweet This!
• Add this to Google Bookmarks
• Add this to Yandex.Bookmarks
• Blog this on Blogger