КРЫМСКИЙ ПОРТАЛ ЧЕРНОБЫЛЬЦЕВ - ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ СПАС

23 декабря исполнится 14 лет, как в Павлодаре увековечили память о ликвидаторах Чернобыльской катастрофы открытием памятника.

Корреспондент Pavlodarnews.kz встретился с павлодарцами – теми, кто был на ЧАЭС в первые дни аварии, кто вызвался добровольцем и приехал ликвидировать последствия катастрофы союзного и европейского масштаба.

В 1985-87 годах Валерий Павлов проходил службу в Киевском полку гражданской обороны СССР – воинского подразделения, специально созданного для ликвидации последствий чрезвычайных ситуаций военного, техногенного и природного характера. В день катастрофы на ЧАЭС он находился на посту дежурного воинской части.



– 26 апреля я принял по телефонному коммутатору сигнал боевой тревоги «Набат». Боевая тревога сама по себе событие чрезвычайное, а здесь «Набат», по значимости это второй сигнал после сигнала о начале ядерной войны, – объясняет Валерий Михайлович. – Весь полк сразу пришел в действие. Бойцы получили снаряжение, оружие, все средства защиты, вывели спецтехнику из ангаров. Через 40 минут весь рядовой и офицерский состав в полной выкладке находился на плацу.

Прибывший командир полка привез новые вводные. Бойцы сдали все оружие, взяли специальные приборы для замеров радиации и автоколонной выдвинулись в сторону Чернобыльской АЭС.

– Мы не доехали до станции несколько километров, видели ее и дым, поднимающийся над ней. Нас остановили приказом о развертывании пунктов специальной обработки (ПУСО) на выездах со станции, только рота химической разведки поехала дальше, – рассказывает Валерий, добавив, что ему тогда запомнилась сумасшедшая суета: носились машины скорой помощи, на помощь пожарной части станции прибывали пожарные из Чернобыля и Киева, при этом выстроились километровые очереди автотехники, спешившей покинуть опасную зону.



– В составе средств ПУСО находились авторазливочные станции (АРС) со специальной жидкостью для обработки автомашин от радиоактивной пыли. В цистерну с водой добавляли какой-то реагент, дававший густую пену, – воспоминает Валерий. – В первые дни мы тратили по 5-7 минут только на дозиметрическую проверку одной единицы техники. Смытая пеной пыль стекала с асфальта в кювет и, естественно, фонила. По мере работы пункты отодвигали от станции все дальше и дальше, в итоге остановившись на 30-километровой зоне.

По словам ликвидатора, все приходило с опытом. Сооружались эстакады, воду после обеззараживания транспорта насосами перегоняли в специальные цистерны, оттуда забирали и сливали в могильники. При дозиметрической проверке сразу лезли щупом под крылья авто – там больше всего набивалась радиоактивной пыли с земли. Кроме постов огнеборцы полка отличились непосредственно на станции, принимая участие в операции по откачке воды из-под аварийного реактора.



– Много работы проделала рота радиационно-химической разведки, засекая дозиметрами уровень радиации и обстреливая зараженные участки специальными флажками, – рассказывает Валерий. – Все, кто служил в полку, рвались сюда. Когда пришла пора возвращаться, я не хотел уезжать. Уже втянулся в работу, знал все тонкости, по звуку дозиметра определял уровень радиоактивного заражения. Конечно, такой катастрофы никто не ожидал, но наш полк ГО не ударил лицом в грязь. Молодцы ребята, молодцы офицеры. Не было такого, чтобы командир полка отсиделся в штабе и не вышел вместе с нами, да и не могли офицеры струсить – почти все прошли Афган.

Трижды подавал рапорт на службу в Афганистан окончивший военную кафедру индустриального института лейтенант инженерных войск Виктор Деймунд. В 1986 году его вызвали в военкомат, где спросили, поедет ли он туда, где гораздо хуже, чем было в Афганистане, – в Чернобыль?



– Сказали: пройдёшь медкомиссию, отправка завтра, – вспоминает Виктор Георгиевич. – Оказался годен, только терапевт застопорил – не было флюорографии, сказал: придешь через три дня. Я в отчаянии к военкому, так, мол, и так. Спрашивает: в целом здоров? Так точно, здоров. Смял обходной квиток, выкинул: служи!

Из Павлодара в Алматы поездом, оттуда в Киев самолетом, в аэропорту новобранцев погрузили на «Уралы» и отравили в Гомель.

– Нам сразу объявили, что мы находимся на военном положении. Разместились в чистом поле. Сначала вырыли землянки, жили там некоторые время, затем перебрались в палатки. Терпели все тяготы и лишения военной службы. Перед нами поставили боевую задачу – снизить радиоактивный фон в двух деревнях с 40 до 10 мкР/ч за счет удаления зараженного грунта, – рассказывает Виктор.

Сначала использовали инженерные машины, но они оказались неэффективными, тогда солдаты и офицеры взялись за лопаты. Дело пошло лучше. Грунт складывали в спецконтейнеры и увозили в могильники. Задачу выполнили.

– Работая лопатой наравне со своими бойцами, я не предполагал, что это очень пригодится мне в будущем. Это укрепило авторитет командира.

Подразделение передислоцировалось в город Чернобыль, где бойцы очищали от мусора балконы многоэтажек. В квартиры заходить запрещалось по причине борьбы с мародерством. Когда стало известно, что над разрушенным реактором возвели укрытие, бойцов перебросили на ЧАЭС – очищать крышу соседнего реактора от радиоактивного мусора.



– Фон там от 300 Р/ч и выше. Двадцать минут пребывания на крыше – гарантированная смерть на месте, – отмечает Виктор. – Моя задача как командира – вывести солдат, проследить за временем и через минуту дать приказ о возвращении. Подготовка к выходу процесс хлопотный, после душевой и выдачи новой формы облачение в спецкостюм.

Надевали по очереди: свинцовую набедренную повязку, свинцовый жилет вроде пончо, сверху два резиновых просвинцованных фартука, сантиметровой толщины каждый, резиновые сапоги в полиэтиленовых бахилах, каска, маска-лепесток на лицо от радиоактивной пыли. Бойцы поднимались на самый верх, по сигналу прыгали в проем в стене, хватали брошенные там же лопаты и забрасывали мусор в спецконтейнеры, которые забирал башенный кран.

– Выходили парами. Как-то раз один вернулся, а другой нет. Десять секунд прошло, я снова кричу «Назад», а он не идет. Проем в стене перегораживала свинцовая плита, я выглядываю из-за нее и вижу – мой боец наклонился и завис, что-то случилось, – помрачнев, рассказывает Виктор. – Не долго думая, выскакиваю на крышу, хватаю его и тащу на себе к проему. А парнишка этот выше меня ростом, центнер весом, да еще мы оба в сорокакилограммовой амуниции – итого, считай, 180 килограммов. Десять метров пронес, выдохся и фактически уронил бойца за плиту.

Оказалось банальнейшее – веревка на поясе лопнула, и повязка упала на колени, идти невозможно, а поднять ее на пояс мешали жилет и фартуки.

– Случалось, что люди отказывались выезжать на станцию, – признается Виктор. – Я не настаивал, оставлял в расположении части, отправлял в наряды, по возвращении проводил беседы, объяснял, и в итоге отказов выходить на крышу не было. Всего мы поднимались на здание реактора девять раз. Как только набрали предельно допустимую норму радиоактивного облучения, нас комиссовали.

Обычно пребывание в зоне ликвидации аварии ограничивалась тремя месяцами. Доброволец Александр Осипов задержался на четыре. В течение первых трех служил в отряде радиационно-химической разведки, где попутно боролись с мародерами.



– Все, кто был в отряде, прошли армию, морфлот, и хоть оружия нам не выдавали, с мародерами мы успешно справлялись, – вспоминает Александр Анатольевич, поясняя, что несмотря на то, что большую часть населения эвакуировали, в деревнях оставались несколько стариков, которые наотрез отказались уезжать. Они-то и были глазами и ушами разведчиков, подсказывали, к какому дому стоит присмотреться, где видели чужих.

По окончании службы в разведке неделю Александр отработал на пункте специальной обработки и лишь затем попал на ЧАЭС.



– Нас определили на участок под козловыми кранами – собирать щебень, – рассказывает Александр. – Процедура такая: заходим в один из боксов третьего энергоблока, снимаем всю одежду, затем в душ, после проходим в «чистую» зону, надеваем новое белье, одежду, грузимся в машину, по команде выскакиваем, ломами долбим щебень и лопатами закидываем в контейнеры. Трудимся без перерыва 15 минут, по сигналу прекращаем работу. На станции все повторяется: одежду снял, душ, новую надел. У хоть у каждого свой дозиметр, тебя еще раз проверят. Затем на развозке увозят в деревню. Так мы работали 21 день.



Как пояснил Александр, на место выбранного щебня в тот же день засыпали новый, который, вобрав в себя радиацию, снова оказывался в специальных контейнерах.

– На первый взгляд какая-то бессмыслица – очищать фон щебнем, но хочу напомнить, что подобной катастрофы в мировом масштабе не было, и никто не знал, как ее ликвидировать. Использовали разные методы, в том числе и этот, – подчеркивает чернобылец.



Ликвидаторы признаются, что поездка на ЧАЭС – очень сильная школа жизни, гораздо сильнее, чем если бы они побывали в Афганистане. Виктор Деймунд, председатель общественного объединения «Союз Чернобыль», рассказывает, что сейчас из 1200 ликвидаторов в Павлодарской области проживает 250 человек, многие умерли от последствий заработанного там облучения.

Но на тот момент ни у кого не было ни малейших колебаний: ехать – не ехать, Родина оказалась в беде, и они пришли ей на помощь.

Константин Шелков
Фото автора
Архивные фото Александра Осипова, Валерия Павлова, Виктора Деймунда, Константина Шелкова.

http://pavlodarnews.kz/novosti/chernobylskaya-katastrofa-glazami-likvidatorov-/

Если Вам понравилась новость поделитесь с друзьями :

html-cсылка на публикацию
BB-cсылка на публикацию
Прямая ссылка на публикацию

• Share this on Facebook
• Tweet This!
• Add this to Google Bookmarks
• Add this to Yandex.Bookmarks
• Blog this on Blogger