Что касается выплат по Закону 1244-1 чернобыльцам.
Забывая подать заявления на выплату ежегодной компенсации, в частности за вред здоровью они ее не получают. Поэтому, чернобыльцы высказывали пожелания об упрощении порядка, чтобы такая и подобные компенсации выплачивались в беззаявительном порядке. Но Правительство усложнило этот процесс и теперь к началу следующего года количество чернобыльцев оставшихся без таких выплат может увеличиться. Считаю, что Государство обязано выплачивать положенные по Закону выплаты не спрашивая на то желания получателя такой выплаты, без заявлений от них.
Уважаемые крымчане чернобыльцы, пользователи сайта. Эта публикация к 8.15 час. 14 октября имеет 1060 просмотров, но только 15 человек проголосовавших в опросе. Неужели не интресен итог? Не верю что Вы столь инертны. Пожалуйста активней, включайтесь в процесс. Не отмалчивайтесь, Ваше мнение важно! И оно будет иметь немаловажное значение.Если Вы, уважаемые пользователи сайта не находите свой вариант ответа в опросе, предложите его в комментарии к публикации, как это сделал Самбурский Г.А.
Не секрет, что некоторые чернобыльцы, забывая подать заявления на выплату ежегодной компенсации, в частности за вред здоровью в итоге ее не получают. По этой причине чернобыльцы высказывали пожелания об упрощении процесса, чтобы такая и подобные компенсации выплачивались в беззаявительном порядке. Однако внесенные Правительством изменения в порядок начисления таких выплат созданием излишней волокиты усложнили этот процесс и теперь возможно к концу года, к сожалению количество чернобыльцев не получивших такие выплаты может увеличиться. Сведений о получателях таких выплат у плательщика предостаточно. Сколько можно перепроверять их?
Уважаемая администрация сайта, уважаемый Григорий Яковлевич, вы как- то там на редакторском совете сайта определитесь..... Вот вы предлагаете проголосовать и сказать наше мнение о товарище Ткачёвой М.Р. Никого не хочу обидеть, выражаю только своё личное мнение, но думаю, что я не одинок в своих мыслях. Я не знаю этого человека, не знаю, чем она конкретно занимается, автором каких инициатив является, что реально сделала в своем регионе и в Крыму и т.д и т.п. Перечень вышеперечисленных ссылок по печатным и видео-материалам абсолютно не проясняет картину об информационном массиве деятельности уважаемой Ткачёвой Марины Рувиновны как в общественно-социальной так и чернобыльской направленности. Более чем за полторы суток нахождения статьи на сайте, сегодня на 19.40 проголосовало всего 13 человек из просмотревших эту статью 270 человек. Это только 4,8 % !!! Так вот стоит ли ставить на сайте вопрос о голосовании за человека, о деятельности которого, никто не знает ???
Продолжаем публикацию воспоминаний старшего эксперта-криминалиста Припятского городского отдела внутренних дел капитана милиции Валерия Игоревича Евтушенко
Старший эксперт-криминалист Припятского городского отдела внутренних дел капитан милиции Валерий Игоревич Евтушенко (слева) и старшина милиции Припятского городского отдела внутренних дел (фамилия не установлена). Село Луговики Полесского района Киевской области, июнь или июль 1986
Продолжаем публикацию воспоминаний старшего эксперта-криминалиста Припятского городского отдела внутренних дел капитана милиции Валерия Игоревича Евтушенко, который 27 апреля 1986 вместе со своим коллегой старшим экспертом капитаном милиции Виктором Яковлевичем Лукашенко провел фото- и видеосъемку разрушенного ректора Чернобыльской АЭС с борта военного вертолета:
«27 апреля 1986 г., после выполнения задания по фотографированию станции я продолжил выполнять обязанности по дозиметрическому контролю. Как дозиметрист я оказался тогда, как говорится, нарасхват. И коллеги, и приехавшие начальники один за другим просили меня замерить радиацию: то на колёсах машины, то на одежде, а то и у себя в кабинете.
Уже 26-го в помещении нашего ГОВД собралось большое количество самых разных руководителей вначале областного, а затем и республиканского уровня. Со временем их становилось всё больше. В кабинете начальника нашего горотдела майора Кучеренко Василия Андреевича было не протолкнуться. Периодически он меня вызывал к себе и ставил задачу: «Игоревич, поезжай по постам и померяй какая там радиация». Глядя из сегодняшнего дня, понимаю, что мне бы взять тогда кинокамеру, фотоаппарат и тщательно зафиксировать происходящее в городе, но руководство распорядилось мною иначе. Кинокамерой мне удалось воспользовался только утром 26-го апреля и во второй половине дня 27 апреля, когда население города уже эвакуировали.
Утром (это было около 8:00-8:30) я зафиксировал то, что происходило рядом со зданием милиции: развод сотрудников на патрулирование (его проводил заместитель начальника ГОВД майор милиции Василий Фёдорович Андриенко, он в кадре в гражданской одежде), автомашину горкомхоза, моющую улицы, голубей, купающихся в луже, проехавший мимо бронетранспортер с бортовым номером 611. А 27-го я с большим трудом «выбил» на полчаса дежурную машину горотдела, проехал на ней по улицам опустевшей Припяти, где снял несколько общих и крупных планов с сотрудниками милиции, патрулирующими город.
К тому времени нам уже выдали защитные костюмы Л-1, но ни я сам, ни мои коллеги по горотделу их не надевали – в те дни стояла страшная жара. С трудом уговорил двух милиционеров, прибывшим нам в помощь, надеть Л-1 (как объяснил им, «для красоты» - я же художник!) и пройтись по улице. Во время съёмки к ним подошёл какой-то припятчанин (как выяснилось, он в тот день вернулся в Припять из командировки и никак не мог понять, что происходит в городе), спросил: «А домой меня пустят?». Ребята ему что-то ответили, и он пошёл себе дальше. Вот этот эпизод я снял. Потом попросил одного из коллег (начальника вневедомственной охраны майора Тихого Николая Петровича) включить мой прибор ДП-5 и крупно снял, как движется его стрелка. Затем запечатлел, как один из милиционеров смотрит в глазок дозиметра ДКП-50.
Днём 26 апреля и до своего отъезда из Припяти в эвакуацию события в городе снимал на свою кинокамеру и Михаил Михайлович Назаренко (я узнал об этом позже, когда в конце мая 1986 года мы встретились в Полесском). Он запечатлел мамаш с детскими колясками, свадьбу, рынок, ещё несколько моментов из жизни города. В воскресенье 27-го апреля, когда началась эвакуация, он открыл одно из окон на втором этаже Дворца культуры и снял оттуда, как автобусы подъезжают к домам на улице Ленина и Курчатова, а в это время над городом пролетает вертолёт. После этого Михаил Михайлович, как и все другие припятчане, сел в один из таких автобусов и уехал из города. По ходу дела он снимал момент посадки в транспорт, пассажиров своего автобуса и мелькающие за окном улицы города.
Впоследствии я свои непроявленные кассеты с киноплёнкой отдал Назаренко. Это произошло где-то в конце мая 1986 г. в смт Полесское. Там в местном Доме культуры размещались тогда сотрудники припятского ДК «Энергетик». Михаил Михайлович мои кассеты проявил и при следующей нашей встрече упрекнул меня: «Что у тебя так много технического брака? Часть плёнки пришлось выбросить – слишком много белых пятен, я оставил только самые качественные кадры». Как мне видится теперь, эти пятна на плёнке – результат воздействия радиации. Но это я сейчас так оцениваю, а тогда, после разговора с Михаилом Михайловичем, просто огорчился, что не все снятые мною сюжеты получились.
Впоследствии Назаренко передал свои и мои плёнки кинематографистам студии имени Александра Довженко. Снятые нами кадры полностью вошли в полуторачасовой документальный фильм режиссера Роллана Петровича Сергиенко под названием «Порог». В начале этой киноленты есть титры: «В фильме использованы материалы любительского фильма М. Назаренко и В. Евтушенко, снятые 26-27 апреля 1986 года в городе Припяти». Кроме того, Михаил Михайлович Назаренко значится в выходных данных фильма «Порог», как один из шести сценаристов.
Мне не известно, участвовал ли он в монтаже фильма, но тот, кто этим занимался, видимо, с целью большей художественной выразительности и драматичности несколько нарушил хронологию съёмок. В итоге получилось так, что кадры доэвакуационной Припяти, снятые Назаренко, чередуются с кадрами, сделанными мною в уже опустевшем городе.
Премьера «Порога» проходила в Доме культуры города Славутич в октябре 1988-го года. И Назаренко, и я на ней присутствовали. После показа фильма началось его обсуждение. Зрителям представили людей, принимавших участие в создании картины, в том числе Назаренко и меня… Когда же фильм вышел на экраны кинотеатров СССР и его увидели миллионы зрителей, посыпались обвинения: «Припятчане ничего не знали об опасности, дышали радиоактивной пылью, а милиция при этом ходила по городу в химзащите!». Видимо, в каких-то партийных инстанциях стали разбираться с этим вопросом, и вскоре меня пригласил к себе на беседу третий секретарь горкома КПСС города Славутич. Не исключаю, что какие-то объяснения по этому вопросу давал и Михаил Михайлович Назаренко - с ним я на эту тему не говорил. К сожалению, в мае 1993 года он умер, так что теперь такие детали уже не уточнишь….
Третий секретарь расспросил меня, как кадры с милиционерами, одетыми в костюмы Л-1, попали на всесоюзный экран. Я ему всё подробно рассказал, ответил на все интересовавшие его вопросы. Никакого подвоха с нашей стороны ведь не было. Написать объяснительную записку он от меня не потребовал – ограничился разговором. Как партийный работник распорядился этой информацией в дальнейшем – мне не известно. Теперь же, спустя почти 35 лет после тех событий, хочу внести окончательную ясность для всех, кто интересуется этой темой: до эвакуации населения никто из сотрудников МВД средств защиты не надевал. Все наши кадры из Припяти, которые вошли в фильм «Порог» - на 100% документальные, но в фильме, увы, нарушена хронология происходившего…
Однако, возвращаюсь к рассказу о событиях в Припяти в 1986 году. Вечером 27-го апреля мне разрешили съездить домой. Всё на той же машине с надписью “Криминалистическая лаборатория” я вместе с Витей Лукашенко и Сашей Онищенко поехал в Чернобыль. Моя супруга работала тогда в Парышевской участковой больнице, которая находилась рядом с Чернобылем - на противоположном берегу речки Припять (моста через неё не было, но регулярно ходил паром). В тот день её отпустили с дежурства чуть раньше (знали, что дома без присмотра трое детей), так что она оказалась дома.
В моей квартире мы наконец-то помылись под душем, нормально поели, частично переоделись (больших запасов форменной одежды у меня не было), и даже немного выпили. Правда, спиртного в моём доме не оказалось и пришлось занимать у соседа – начальника отдела кадров Чернобыльского судоремонтного завода Александра Хурсы. Он немного поворчал, но всё же выделил моей жене (за водкой ходила она) из своих предпраздничных запасов бутылку «Столичной».
Пробыли мы в Чернобыле не больше двух часов и снова уехали в Припять. Моя супруга с детьми осталась дома. Младшему сыну было три года, старшему – одиннадцать, дочери – 14 лет. Днём 27 апреля, пока жена находилась в больнице на работе, дети остались сами в квартире и наблюдали с балкона второго этажа, как по шоссе движутся колоны автобусов (дорога на Припять проходила под окнами нашего дома).
Мои родители жили тогда в Белой Церкви. В понедельник 28-го апреля жена отвезла к ним детей, а когда 30 апреля возвращалась в Чернобыль по реке Днепр на «Ракете», то кроме неё на этом судне пассажиров больше не оказалось. В праздничный день – 1-го мая – она дежурила в больнице. Ей тогда довелось принимать участие в развозке по сёлам стариков и старух, которые до этого проходили лечение, и в связи с предстоящей эвакуацией были выписаны. После своего суточного дежурства она уехала в Белую Церковь к детям, а когда возвращалась назад (ей 5 мая надо было заступать на дежурство), на КПП в Иванкове в Чернобыль её уже не пустили – сказали, что население города будут эвакуировать.
Я находился в Припяти до 29 апреля. Затем личный состав нашего ГОВД ненадолго вывели в пионерский лагерь «Лесная сказка», потом – в пгт Иванков. А 4-го мая почти всех наших сотрудников направили в республиканский госпиталь МВД. Там я пробыл 8 дней. При выписке мне выдали справку: «Находился в госпитале с 5 по 13 мая 1986 г. по поводу лучевой реакции на пребывание в зоне повышенной радиоактивности». Чувствовал я себя, как и все мы тогда, не лучшим образом, но жаловаться на здоровье не стал и сразу после госпиталя приступил к дальнейшему выполнению своих служебных обязанностей.
Наш ГОВД к тому времени разместили в Луговиках – это небольшое село рядом с пгт Полесское. Там я продолжал свою обычную работу – выезжал на происшествия в зоне моей ответственности (в том числе и в Зону отчуждения), дежурил по ГОВД, выполнял самые разные поручения по нашему обустройству на новом месте. В первые же дни работы на новом месте съездил в Припять – забрал там оборудование нашей фотолаборатории.
Кроме того, я продолжил выполнять обязанности дозиметриста. Каждому сотруднику нашего ГОВД я выдавал индивидуальные дозиметры, вёл журнал и карточки учёта доз, контролировал радиационную ситуацию в помещениях той школы, где нас разместили. В этом вопросе приходилось быть постоянно начеку: то кто-то, возвратившись с задания в Зоне отчуждения, без санобработки и переодевания, заходил в служебные помещения, то один из тыловиков привёз откуда-то уличные лавочки для оборудования курилки, а они «фонили» так, что стрелка ДП-5 за пару метров от них резко уходила вправо, то нашим поварам кто-то из коллег привез из Припяти красивые белые костюмы, но когда я их замерял, то пришёл в ужас – они излучали, как маленькие реакторы.
Как-то вечером с дозиметром в руках я делал обход здания нашего ГОВД в Луговиках. В спальном помещении личного состава вокруг сержанта Николая Скопича сидели его товарищи. Он играл на гитаре, и под мелодию о поручике Голицыне напевал сочинённую им песню на тему аварии на ЧАЭС. Идея её создания оказалась очень своевременной. Наши семьи потеряли жильё и имущество, ютились кто у родственников, кто в санаториях, а дети - в пионерских лагерях. Мы жили, ожидая постройки жилья и проявления последствий облучения.
Неопределённость тогда заметно напрягала. Нужна была хоть какая-то моральная поддержка, и песня тогда оказалась очень кстати. Листочек с её словами я унёс к себе в лабораторию, где довольно быстро написал новый текст. Наша компания его тут же одобрила. Слова говорили, что мы не струсили, можем гордиться собой, а наш родной город Припять обязательно возродится. Теперь на ветеранских встречах бывших милиционеров Припяти не обходятся без исполнения этой песни.
Припять моя
Тебя мы всегда беззаветно любили, Как первенца милого, наша ЧАЭС. "Навеки с тобой"- губы нежно твердили, Наш город родной, наши речка и лес. А двадцать шестого, чуть дальше за полночь, Такое случилось, что страшно сказать. Взорвался реактор четвёртого блока, И город живой надо срочно спасать. Сержант, будь геройски спокоен, Ребёнка возьми, помоги той жене, Чей муж по колено в горячем гудроне, Брандспойт еле держит в смертельном огне. Мы вывезли город: шофёры, сержанты. Никто не скулил, честно вынес "свой крест". Нальём по одной за героев-пожарных, За город родной и за сказочный лес. Стряхну я с погон этот стронций смертельный, Скажу я тебе "Дорогая моя, Начнём всё сначала, как с первого слова, Как с первого колышка, Припять моя!».
…При полёте над реактором ЧАЭС у Вити Лукашенко и меня имелись так называемые «авторучки» - дозиметры ДКП-50 (они рассчитаны на 50 рентген), но после приземления эти приборы ничего не показали – то ли зашкалили, то ли полностью разрядились. Уже после полёта Витя рассказал мне, что при пролёте над развалинами реактора дозиметрический прибор, установленный на вертолёте, зашкалил. А сколько тогда этот прибор показал – ни Витя, ни тем более я, не знали. Меня, честно говоря, в то время больше волновали результаты фотосъёмки, а в нюансы учёта рентген, бэр я стал вникать уже много позже, когда работал в Луговиках. На то время у всех милиционеров-припятчан доза облучения превысила 25 рентген, но наши ребята продолжали выполнять свои служебные обязанности.
Самому мне дозу облучения определили в областном УВД. Это было уже в 1990-е годы, когда там создали для этого соответствующий «чернобыльский» отдел. Тогда же мне выдали справку, что полученная мною доза составляет 62 бэр (Вите Лукашенко «насчитали» 74 бэр). Она определена по моему маршрутному листу и картам радиационного загрязнения Припяти, которые к тому времени уже имелись в областном управлении внутренних дел.
В Луговиках я находился до 8 августа 1986 г., а затем нас сменили сотрудники милиции из других районов Киевской области. После этого я недолго служил в Белой Церкви, а потом в Переяславе-Хмельницком, Яготине, Вышгороде, Славутиче. В общей сложности прослужил в милиции 40 лет. Первые 27,5 лет как курсант и офицер (на пенсию я вышел в 1995 году по выслуге лет), а затем ещё почти 13 лет работал как гражданский специалист.
В середине 1990-х годов пришло время компьютерных технологий. А какой эксперт-криминалист не мечтал тогда механизировать работу с дактилоскопическими картами? Атомная станция профинансировала Славутичскому городскому отделу милиции приобретение компьютера с периферией и программным обеспечением "Дакто-2000". После зачисления меня в штат экспертного подразделения уже как гражданского специалиста началось внедрение в практику закупленной техники.
В базу данных было внесено более 7 тысяч дактилокарт граждан, ранее совершавших преступления, и следы пальцев рук с мест нераскрытых преступлений. Это позволило раскрыть преступления прошлых лет и эффективно работать по текущим. Пример милиции Славутича убедил руководство УВД Киевской и Черниговской областей распространить эту технологию и у себя.
Правда, моя многочасовая работа у экрана компьютера привела к проблемам со зрением - в 1996-97 гг. мне пришлось заменить в обоих глазах свои хрусталики на искусственные. После этого продолжал работать ещё 12 лет. Возможно, трудился бы и дальше, но правительство Юлии Тимошенко создало невыгодные для пенсионеров условия работы. Пришлось в 2009 году окончательно уйти в отставку…
В 1986 году мой прямой начальник - Михаил Гаврилович Несин - ходатайствовал о награждении Лукашенко и меня государственными наградами. В том же году Виктор Лукашенко получил медаль «За отличную службу по охране общественного порядка». Меня, по его словам, тоже включили в список на награждение, но затем кто-то из областных руководителей мою фамилию вычеркнул. Из каких соображений – мне неизвестно.
Уже когда я был на пенсии, мне как чернобыльцу вначале присвоили звание подполковника, а затем и полковника, но я это серьёзно не воспринимаю – милицейскую форму мне больше не носить, так что какая разница майор я или полковник? Так что своё нынешнее звание не афиширую и, если быть до конца честным, то даже стесняюсь. Когда лежишь в госпитале, медсёстры ведь видят, во что ты одет, как питаешься, покупку каких лекарств можешь себе позволить. Зачем же вводить в заблуждение и окружающих, и самого себя несуществующими в реальности полковничьими звёздами?
В 1995 году меня признали инвалидом 2 группы. В 2014 году перенёс операцию на сердце – поставили три шунта. Теперь дважды в год вынужден ложиться на стационарное лечение – иначе бы меня уже не было. Спасибо жене – следит за моим здоровьем. Им я, увы, похвастаться не могу – что ни день, то новые болячки. Но пока держусь, стараюсь не расслабляться. Радует то, что наши дети нашли себя в жизни, все трудятся, уважаемые в своём деле люди.
Убеждён, что если бы в 1986 году располагал сегодняшней информацией о негативных последствиях аварии для моего здоровья, мои поступки нисколько бы не изменились. И тогда бы я делал то, что обязан был выполнять в сложившейся обстановке! Надеюсь, что подобное никогда больше не повторится».
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Информация
Комментировать статьи на сайте возможно только в течении 100 дней со дня публикации.