Чистые воздух, вода и трава.
«Можете ехать – в автобусе чисто!», -
Это привычные, в общем, слова, -
Фраза сурового дозиметриста.
Вот он устало присел покурить –
Много, наверно, сегодня работы.
Дорого нам достаётся платить
За превосходство своё над природой.
Что ж, не впервой закатать рукава.
Нужно работать, забыв про усталость.
Нужно работать, чтоб вечно остались
Чистыми воздух, вода и трава!
Это небольшое по размеру, но такое глубокое по содержанию стихотворение, вошло в сборник, который в 1986 г.. 32-летний мариупольский поэт Сергей Александрович Алимов написал по горячим следам своей служебной командировки в зону Чернобыльской катастрофы.
«В то время я работал врачом городской станции скорой помощи, - рассказывает он. Об аварии на ЧАЭС, как и все мы тогда, узнал из сообщений телевидения и газет. Затем появились еще и некоторые слухи, но ситуация оставалась мало понятной. Через неделю после первомайских праздников меня пригласил к себе наш главный врач и довольно деликатно, без нажима предложил поехать в зону аварии. Я решил, что отказаться нельзя, и согласился.
Уже потом (год-два спустя) узнал, что несколько моих коллег согласия на такую поездку не дали, значит в командировку в зону катастрофы поехали только добровольцы.
Утром на следующий день - 8-го мая 1986 - колонна машин нашего мариупольского медицинского отряда отправилась к месту назначения. Ехали двумя автобусами «Икарус» (в каждом по 44 медработника) и одним микроавтобусом скорой помощи. В начале и на последних десятках километров маршрута нас сопровождала машина милиции. Медработники были собраны со всего Приазовья: Мариуполя, Новоазовска, Волновахи, Володарского, Первомайского, Докучаевской ... Ехали по возможности быстро, и днем, и ночью. Утром 9 мая - в День Победы - прибыли в пгт Полесское. Бросились в глаза несколько групп празднично одетых детей, с флагами и транспарантами возвращались с торжественного поселкового мероприятия ... ».
Из воспоминаний Сергея Александровича Алимова:
«... В первый же вечер в пгт. Полесское я обратил внимание, что солнце уже давно зашло, а лицо жжет как на пляже. Это при том, что я уроженец юго-востока Украины, и к загару мне было не привыкать. Подумал сначала что это, пожалуй, надуманное, субъективное ощущение, потому что по курсу военной медицины, которую изучал в Донецком мединституте, знал, что такое «радиационная загар». А на следующий день у меня заболело горло. Списал это на легкую простуду. И когда в последующие дни поехал в лагерь «Сказочный» и по дороге увидел на постах сотрудников милиции с красными, обожженными лицами, стало понятно, что мои ощущения не такие уж и субъективные.
Сначала я работал на приеме в поликлинике центральной районной больницы, а потом меня привлекли еще и к суточному дежурству в лагере «Сказочный». Там тогда жил персонал ЧАЭС (лагерь находился в десятикилометровой зоне). Обратило на себя внимание, как тщательно относятся профессионалы-атомщики к вопросам радиационной безопасности. На въезде в лагерь был жесткий радиационный контроль. Все передвигались не по траве, а только по асфальтированным дорожкам, которые в течение дня несколько раз мыли специальные машины. Обувь атомщики оставляли у входа в дома и шли в свои комнаты в носках, которые перед дверью комнат тоже снимали.
За время командировки несколько раз сталкивался с проявлениями лучевой болезни. Два таких пациента запомнились особенно хорошо. В одном случае это был инженер из Припяти, которого вместе с семьей 27 апреля эвакуировали в Полесское, а во втором - пожилая местная женщина-дворник. Они были очень бледные, жаловались на тошноту, головную боль, рвоту. Оба они были направлены на стационарное лечение. Были и другие случаи, когда люди имели признаки лучевой болезни, но по разным причинам они отказывались от госпитализации, и мы были вынуждены под расписку отпускать их из поликлиники. Угрозы для окружающих они не представляли, а лечиться или нет - это вопрос каждый решал для себя сам.
В первый же день нашей работы в Полесском заместитель главного врача районной больницы сообщил нам, что поступило указание не ставить больным диагноз «лучевая болезнь» (даже с вопросом!), А писать всем «вегето-сосудистая (или нейроциркуляторная) дистония» или что-то подобное.
В зоне катастрофы в то время были собраны немалые медицинские силы. Я встретил там коллег из института Амосова, из Ивано-Франковска, из Челябинска. И работы хватало всем. В регионе резко возросло количество населения, а это добавило и дорожно-транспортных происшествий, производственного и бытового травматизма, и обычных соматических заболеваний.
Когда эвакуированные стали массово выезжать из Полесского района в другие регионы Советского Союза, мне поручили присоединиться к работе по выдаче им справок о состоянии здоровья. Людей было много, кабинетов для приема посетителей не хватало. В коридорах поликлиники пришлось ставить столы и стулья, и таким образом организовывать дополнительные рабочие места врачей и медсестер.
И здесь следует учесть, что без справок о состоянии здоровья людям на автовокзале не продавали билеты. В то время для большинства это был единственный путь, которым можно выбраться из Полесского. Эвакуированные уже устали от неустроенности и неопределенности, рвались быстрее добраться до родных. Поэтому некоторые скрывал симптомы своей болезни, выдавал желаемое за действительное. «Скорее дайте мне справку - а дальше я сам разберусь!». Так что к первичной медицинской статистики относительно последствий Чернобыльской катастрофы, на мой взгляд, следует относиться весьма критически.
Перед тем, как попасть на прием к врачу, все посетители должны были пройти дозиметрический контроль (контрольный пункт находился рядом с поликлиникой). О его прохождении тоже выдавали справку. Наши девушки-дозиметристы рассказывали, что загрязненной одежды и личных вещей было очень много. Некоторым было очень жаль оставлять свои модные, еще новенькие платья и обувь. И это было вполне понятно - в те времена людей с большими доходами было совсем немного.
Позже я и сам столкнулся с такой же проблемой. В отличие от дончан, которые работали в той же одежде, в которой и приехали, нам выдали новенькие белые хлопчатобумажные комплекты (куртка, брюки, шляпка), как и сотрудникам ЧАЭС. Одежда этот был очень удобна, она бы могла пригодиться и на работе в машине скорой помощи в Мариуполе, но из-за чрезмерного радиационного загрязнения ее пришлось с сожалением в сердце оставить в Полесском. Переобуться мне было не во что, и свои модные чехословацкие туфли я выбросил уже дома.
Еще в начале нашей работы нам выдали армейские дозиметры ДКП-50, но они были рассчитаны на боевые действия во время ядерной войны, а в условиях радиационной аварии оказались мало эффективными. Во-первых, их надо было регулярно заряжать, а зарядное устройство был только одно на 50 дозиметров. Во-вторых, чувствительность этих приборов была низкая, они плохо реагировали на малые уровни радиации и еще имели большую погрешность измерения. И хотя в мае 1986 г. мне пришлось работать в 30-километровой зоне вокруг ЧАЭС, свою дозу облучения я не знаю ... ».
По материалам:
https://www.facebook.com/NationalChernobylMuseum/photos/pcb.1727656994025171/1727655800691957/?type=3&theater&ifg=1
Если Вам понравилась новость поделитесь с друзьями :
| html-cсылка на публикацию |
|
| BB-cсылка на публикацию |
|
| Прямая ссылка на публикацию |
|
