КРЫМСКИЙ ПОРТАЛ ЧЕРНОБЫЛЬЦЕВ - ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ СПАС

В октябре и ноябре 1986 года были дезактивированы, отремонтированы и сданы в эксплуатацию 1-й и 2-й энергоблоки Чернобыльской АЭС. Одновременно велись работы и на 3-м энергоблоке. Но с ним ситуация оказалась сложнее, чем на первых двух - загрязнение его помещений радиоактивными веществами местами было столь велико, что кроме дезактивации понадобилось еще и частичная замена оборудования.

Часть кадровых сотрудников станции, которые принимали участие в ликвидации катастрофы с первых часов после взрыва 4-го реактора, получила предельно допустимые дозы облучения и была выведена из зоны ЧАЭС по медицинским показаниям. Поэтому к работам по ликвидации последствий катастрофы, восстановлению работоспособности станции, а затем и ее эксплуатации, были привлечены специалисты со всех АЭС Советского Союза. Но и таких профессионалов-атомщиков тоже не хватало. Тогда, наверное, где-то на высоком уровне и было принято решение использовать для работы на ЧАЭС специалистов из других отраслей промышленности, по тем или иным признакам близких к атомной.

Так, в январе 1987 года на станцию ​​направлены настройщики радиоэлектронной аппаратуры, работавших до этого на Киевском производственном объединении «Завод Арсенал». В состав бригады вошли: Михаил Мороз, Виталий Москаленко, Анатолий Рудчук и Игорь Говядовский, всем им было чуть больше 30 лет. Они были прикомандированы к ЧАЭС не временно, а включены в ее штатный состав.

Вот как вспоминает о том времени Игорь Викторович Говядовский, один из сотрудников этой бригады:

«…Встречавший нас в Чернобыле представитель станции сказал, что жить мы будем в самом городе, так как в вахтовом поселке «Зеленый мыс» свободных мест уже нет. Пошли с дозиметристом искать чистое жилье. Многие квартиры оказались открыты. В одной из них на улице Советской в обычном жилом пятиэтажном доме мы и поселились. В тот же день нам выдали постельное белье, рабочую одежду, талоны на питание в столовой. Мы стали осваиваться на новом месте.

Нашу бригаду зачислили в отдел охраны труда и техники безопасности (ООТ и ТБ). В последующем - в июле 1987 года - он был реорганизован в цех радиационной безопасности. Первый месяц занимались ремонтом дозиметрической аппаратуры, изучением документации системы автоматического контроля радиационной безопасности (АКРБ-06). Эту систему нам предстояло восстановить на 3-м энергоблоке. Рабочую мастерскую обустроили в помещении школы, в комнате одного из начальных классов. На стене висела черная школьная доска, при ремонте аппаратуры сидели за партами.
Несмотря на то, что все мы до этого работали в «режимном» цеху и имели соответствующую форму допуска к секретной информации, нашей проверкой все равно занялись органы КГБ. Это продолжалось около месяца. Всё это время мы не бездельничали - несколько раз нас направляли в город Припять для демонтажа вентиляционных систем в помещениях завода «Юпитер» и какого-то профессионально-технического училища.

Припять, особенно в первый приезд, произвела на меня очень сильное впечатление. Красивый, современный, но при этом совершенно пустой заснеженный город. Бросилась в глаза примитивная сигнализация на окнах первых этажей домов - натянутая на гвозди проволока. Нигде ни души, лишь изредка проезжает военный бронетранспортер или машина милицейских патрулей. По периметру город уже был полностью ограждён колючей проволокой. При въезде установлен КПП , часть дороги перед ним перекрыта бетонными блоками. У всех въезжающих милиционер с зелёным армейским респиратором на лице тщательно проверял документы.

Как радиация влияет на организм человека, мы представляли только в самых общих чертах. Знали только, что она не имеет ни цвета, ни вкуса, ни запаха. Наверное, в силу своего невежества и молодости относились к мерам радиационной безопасности с некоторым пренебрежением. Хотя радиация и напоминала о себе постоянно. Проезжая по дороге вдоль «рыжего леса», автобус набирал максимальную скорость. При этом стрелка показаний радиометра начинала быстро двигаться вправо - к максимальным значениям. В то время уровни радиационного фона в районе «Рыжего леса» измерялись не в миллирентгенах, а в рентгенах. О микрорентгенах тогда и разговор никто не вёл.

В феврале 1987 года мы приступили к работе на третьем энергоблоке в составе ремонтно-эксплуатационного персонала станции. Основное рабочее место нашей бригады находилось в здании ВСРО (вспомогательные системы реакторного отделения). Это сооружение располагалось между 3-м и 4-м блоками за той самой вентиляционной трубой, которая запечатлена на всех снимках Чернобыльской АЭС. Пустить 3-й энергоблок оказалось намного сложнее, чем предполагалось ранее. Несмотря на героические усилия военнослужащих запаса, которых на станции называли «партизанами», радиационный фон долго не удавалось снизить, до приемлемых для безопасной эксплуатации уровней.

Полы рабочих помещений, ступени лестниц, коридоры мыли дезактивирующими растворами с утра и до вечера. В некоторых коридорах и на лестницах укладывали новый пластикат (материал типа линолеума) который хорошо поддавался дезактивации. У «партизан» из всех средств дезактивации были только тряпка и ведро с раствором. Об этой категории ликвидаторов хочу сказать особо. Работая в условиях высоких радиационных полей, они не имели практически никакой защиты от радиации кроме самой обычной полевой военной формы и респиратора «Лепесток». Именно «партизаны» выполняли на станции самую грязную, тяжелую и опасную работу. Нашей бригаде они тоже очень помогали: носили и устанавливали довольно тяжелые блоки с аппаратурой, доставляли необходимый инструмент и материалы, протягивали многочисленные кабели через еще не окончательно дезактивированные помещения.

Работа осложнялась тем, что до аварии 3-й и 4-й блоки имели много общих кабельных трасс, водных и газовых коммуникаций. После взрыва они почти все были повреждены и подлежали полной замене. Кроме того, во время строительства объекта «Укрытие» часть помещений 3-го блока была залита бетоном. Из-за большой радиационной загрязнённости на блоке были демонтированы все вентиляционные каналы. Их тоже пришлось восстанавливать, а это оказалось довольно трудоёмким делом.

Наша бригада работала вахтовым методом. Рабочий день продолжался 10 часов – с 9:00 до 19:00. Ещё около 2-х часов уходило на санпропускник, дорогу к месту работы и обратно. Отдыхали всё в том же Чернобыле. 15 суток мы были на вахте, 15 - находились дома в Киеве.
Все кто имел доступ к дозиметрической аппаратуре, владел данными о дозиметрической обстановке на АЭС были под роспись предупреждены о секретности таких сведений. Однажды мне пришлось столкнуться с тем, как обеспечивалась такая секретность. В силу того, что многие помещения 3-го блока были значительно загрязнены, передвигаясь по станции я не выпускал из рук прибор ДП -5 Б. Порою, его показания в разных местах одного помещения отличались в разы. К примеру, в одном углу комнаты прибор показывает 20мР/ч (по тем временам это считалось вполне приемлемым), а в противоположном, буквально через 5 метров – 1Р/ч.
Как-то проходя мимо группы «партизан», отдыхавших на куче досок после разгрузки свинцовых листов, я почему-то решил замерить уровень загрязненности этих досок. Радиометр ДП-5 показал более 50мР/ч, (это в 2000 раз больше, чем допустимый уровень радиационного фона сегодня в Киеве). Увидев такие показания прибора, я подошел к их командиру и посоветовал ему пересадить подчиненных в другое, более безопасное место. В ответ на мои слова офицер (он, похоже, был из числа запасников) возмутился: не твоё, мол, дело! Поговорили на повышенных тонах и разошлись, но позже, он, видимо, доложил кому-то об этом инциденте.

День спустя меня вызвали в отдел режима (такие в советские времена имелись на всех предприятиях, где было военное производство, и там, как правило, работали сотрудники КГБ) и напомнили о моей подписи под документом о запрещении разглашения информации относительно радиационной ситуации на ЧАЭС. Разговор был вполне корректным, но с некоторыми металлическими нотками в голосе. Прощаясь со мной, сотрудник отдела сказал: «Надеюсь, поводов для встреч больше не будет. Иначе…». Фразу он не окончил, но мне всё и так было понятно.

Из-за существовавшей тогда тотальной секретности у меня, к сожалению, нет ни одной фотографии того времени. Мы как-то попытались сфотографироваться всей бригадой на фоне станции. К нам тут же подошли сотрудники охраны АЭС, предъявили удостоверения и в категорической форме потребовали отдать им пленку из фотоаппарата. Пришло подчиниться – по опыту работы на «Арсенале» мы хорошо знали, какими большими неприятностями грозит нарушение установленного режима секретности. Больше подобных попыток сфотографироваться мы уже, конечно, не делали.

За 9,5 месяцев главная задача, поставленная перед нами руководством станции была выполнена - система информации и радиационного контроля 3-го энергоблока установлена и сдана в эксплуатацию. А это более 400 различных датчиков в самых разных помещениях, ведущих постоянный контроль за объемной активностью аэрозолей, активностью паров йода, мощностью эквивалентной дозы нейтронов, объемной активностью бета-активных аэрозолей. Все параметры отображались на ЩРБ (щит радиационной безопасности), оперативный персонал станции постоянно контролировал обстановку.

Наконец, 4 декабря 1987 года, 3-й энергоблок стал в строй. На мой вопрос о том, как прошел пуск реактора, один из знакомых инженеров-эксплуатационщиков пошутил: «Как всегда - два пожара, три потопа». Весь персонал АЭС, имевший отношение к работам на 3-м блоке поощрили солидными по тем временам премиями. Не забыли и о нашей небольшой бригаде. Что и говорить, это было очень приятно.

Новым заданием нашей бригады стала установка 50-ти датчиков радиационного контроля в некоторых доступных помещениях 4-го энергоблока. До аварии он представлял сложнейшую систему помещений, реакторного оборудования и коммуникаций. Новичку без сопровождающего или подробного плана разобраться во всех этих хитросплетениях было невозможно. Взрыв превратил 4-й блок в объект совершенно неизвестный. Кроме того, часть разрушенных помещений и оборудования в 1986 году были залиты бетоном. Излучение от скоплений топливосодержащих масс превышало 1000 Р/ч, стационарное освещение в помещениях, разумеется, отсутствовало. Часть коридоров оказались затопленными, в них приходилось передвигаться по колено в воде. В некоторые помещения можно было добраться только ползком, при этом ширина прохода - не более 1 метра. Эти лазы в бетонных завалах проделали «партизаны».
И с новой задачей мы тоже справились. На прилагаемых к этим воспоминаниям документах показан уровень радиационной загрязненности в некоторых помещениях 4-го блока. Еще долгое время, да и сейчас, наверное, он был очень высок.

В 1988 году члены нашей бригады неоднократно сопровождали на 4-й энергоблок (а вернее в то, что от него осталось) научных сотрудников Комплексной экспедиции института атомной энергии им. И. В. Курчатова. Те из них, с кем довелось работать мне, оказались ответственными, и самоотверженными учёными. Их, без всякого преувеличения, можно назвать фанатиками своей работы.

Запомнился такой эпизод. В «Саркофаг» мы всегда ходили в составе группы не менее чем из 3-х человек. С собой несли различное исследовательское оборудование, фонари, радиометрическую аппаратуру. Так было и в тот раз. Ориентируясь по указателям и надписям на стенах, разыскали нужное нам помещение. Оно оказалось огромным, но точные размеры установить было невозможно – свет наших фонарей терялся в темноте. Тяжелая металлическая дверь в следующее помещение оказалась полуоткрытой. Что было за ней я не знаю и сегодня. Шире дверь отворить не удалось, но боком можно было протиснуться. В проеме прибор показал довольно значительный уровень радиации (сейчас уже не вспомню точную цифру, но это были десятки Рентген). Сказал сотруднику Института, который был с нами в тот раз: «Войти можно, но только на пару минут, не больше». Молодой парень, ему было лет 30, ничего не говоря, снял с себя индивидуальный дозиметр и передал мне. Перехватив мой недоумённый взгляд, объяснил: «Для подготовки докторской диссертации мне в институте надо лет 10 брюки протирать, а здесь я могу собрать необходимую информацию за несколько минут». Взял у меня запасной фонарь, ящик с инструментом и исчез за дверью,(ученые хотели получить образцы каких то материалов). Был он там минут пять. Они показались мне вечностью. Случись с ним что-нибудь – нам бы пришлось идти на розыск, протаскивать его в дверную щель, потом как-то выносить через все эти лазы. Даже спустя годы становится не по себе от мыслей об этом.

В июне 1988 года все сотрудники нашей бригады получили предложение о переезде на постоянное место жительства в город Славутич. Всем было гарантировано получение новой квартиры и дальнейшая работа на Чернобыльской АЭС. Мы отказались, так как к тому времени в Киеве у нас были семьи и жилье. В итоге 1 октября того же года все мы были уволены со станции… Спустя годы Чернобыль всё-таки догнал меня. Пришлось бороться с тяжёлой болезнью (в Украине врачи не брались её лечить), проходить продолжительное лечение и реабилитацию, постепенно привыкать к положению инвалида. Но это, как вы понимаете, уже совсем другая история».


https://www.facebook.com/NationalChernobylMuseum/posts/1687162131407991?__tn__=K-R

Если Вам понравилась новость поделитесь с друзьями :

html-cсылка на публикацию
BB-cсылка на публикацию
Прямая ссылка на публикацию

• Share this on Facebook
• Tweet This!
• Add this to Google Bookmarks
• Add this to Yandex.Bookmarks
• Blog this on Blogger