Что касается выплат по Закону 1244-1 чернобыльцам.
Забывая подать заявления на выплату ежегодной компенсации, в частности за вред здоровью они ее не получают. Поэтому, чернобыльцы высказывали пожелания об упрощении порядка, чтобы такая и подобные компенсации выплачивались в беззаявительном порядке. Но Правительство усложнило этот процесс и теперь к началу следующего года количество чернобыльцев оставшихся без таких выплат может увеличиться. Считаю, что Государство обязано выплачивать положенные по Закону выплаты не спрашивая на то желания получателя такой выплаты, без заявлений от них.
Уважаемые крымчане чернобыльцы, пользователи сайта. Эта публикация к 8.15 час. 14 октября имеет 1060 просмотров, но только 15 человек проголосовавших в опросе. Неужели не интресен итог? Не верю что Вы столь инертны. Пожалуйста активней, включайтесь в процесс. Не отмалчивайтесь, Ваше мнение важно! И оно будет иметь немаловажное значение.Если Вы, уважаемые пользователи сайта не находите свой вариант ответа в опросе, предложите его в комментарии к публикации, как это сделал Самбурский Г.А.
Не секрет, что некоторые чернобыльцы, забывая подать заявления на выплату ежегодной компенсации, в частности за вред здоровью в итоге ее не получают. По этой причине чернобыльцы высказывали пожелания об упрощении процесса, чтобы такая и подобные компенсации выплачивались в беззаявительном порядке. Однако внесенные Правительством изменения в порядок начисления таких выплат созданием излишней волокиты усложнили этот процесс и теперь возможно к концу года, к сожалению количество чернобыльцев не получивших такие выплаты может увеличиться. Сведений о получателях таких выплат у плательщика предостаточно. Сколько можно перепроверять их?
Уважаемая администрация сайта, уважаемый Григорий Яковлевич, вы как- то там на редакторском совете сайта определитесь..... Вот вы предлагаете проголосовать и сказать наше мнение о товарище Ткачёвой М.Р. Никого не хочу обидеть, выражаю только своё личное мнение, но думаю, что я не одинок в своих мыслях. Я не знаю этого человека, не знаю, чем она конкретно занимается, автором каких инициатив является, что реально сделала в своем регионе и в Крыму и т.д и т.п. Перечень вышеперечисленных ссылок по печатным и видео-материалам абсолютно не проясняет картину об информационном массиве деятельности уважаемой Ткачёвой Марины Рувиновны как в общественно-социальной так и чернобыльской направленности. Более чем за полторы суток нахождения статьи на сайте, сегодня на 19.40 проголосовало всего 13 человек из просмотревших эту статью 270 человек. Это только 4,8 % !!! Так вот стоит ли ставить на сайте вопрос о голосовании за человека, о деятельности которого, никто не знает ???
9 месяцев назад Доктор Михаил Фишкин – один из тех, кто в 1986 году участвовал в ликвидации последствий страшной аварии на Чернобыльской АЭС.
«Какой товар был самым дешевым в советской стране»? – спрашивает он, и сам же на этот вопрос отвечает: «Люди! Они не стоят денег, в отличие от транспортных средств, защищенных от радиации, или прочих сложных устройств. Люди – пожалуйста, и в большом количестве! Потому туда и направили людей, чтобы очистить зараженную местность».
Михаилу Фишкину в ту пору исполнилось 26 лет, он уже работал врачом в маленькой больнице, в Ивановской области, - в сотнях километрах от Чернобыля. Жил в общежитии. В ночь с 9 на 10 мая 1986 года - а взрыв случился 26 апреля - - к нему в дверь постучали.
«Пришли в три часа ночи, - вспоминает Фишкин. – Там, где я квартировал, жили также инвалиды и больные люди, они знали, что я – врач, и иногда стучались ко мне, если кто-то чувствовал себя нехорошо… Потому я не удивился тому, что в дверь постучали - решил, что кому-то нужна моя помощь».
Однако Фишкин ошибся – на пороге стояли два человека в штатском. Он видел их впервые, и не сразу понял, кто это.
- Что-то случилось в больнице? – спросил Фишкин.
- Нет, это не имеет никакого отношения к больнице, - ответили незваные гости. - Нам нужно, чтобы вы были готовы через три минуты. Внизу вас ждет автобус. Собирайтесь.
Один из визитеров спустился вниз, а второй остался. «Как странно, что он не ушел», - подумал тогда доктор, но потом понял: это для подстраховки. Боялись, что если люди поймут, куда их собираются везти, то сбегут.
Фишкин быстро упаковал нехитрый скарб, и вместе с сопровождающим вышел к автобусу, заполненному до отказа невольными пассажирами. Никто из них не знал, зачем их собрали в столь поздний час и куда везут. Вначале их доставили в местную школу - там они провели остаток ночи. А утром их отвезли на небольшой военный аэродром. Всем выдали форму и сказали, что группа примет участие в масштабных военных учениях в Беларуси.
Товарищи Фишкина «по несчастью» оказались резервистами. Хотя до той поры его на резервистские сборы никто и никогда не призывал. Он пытался выяснить, почему вдруг оказался мобилизован, но никакого ответа не добился. Однако, размышляя, пришел к выводу, что и случайности в этой истории не было места.
Дело в том, что за несколько дней до этого к нему в больницу попал некий старший сотрудник местного отделения КГБ, уговаривавший врача не писать в медицинском заключении, что у него в крови обнаружили алкоголь. Фишкин отказался - и, по всей видимости, «чекист» затаил праведную злобу, а теперь решил отыграться, включив своего обидчика в список ликвидаторов. Любопытная деталь: через несколько лет после всей этой истории Фишкину довелось лечить дочь одного высокопоставленного партийного чиновника, и он подтвердил тогдашнее его предположение.
Через некоторое время всех, кто находился на военном аэродроме, посадили в поезд. Удивило, что он мчался, как экспресс, не останавливаясь ни на одной из станций, и так за восемь часов добрался до места назначения. Тогда как в обычном режиме дорога – с остановками, как всегда и было - занимала на шесть часов больше.
«Нас выгрузили из поезда, - вспоминает Фишкин, - и мы сделали привал в лесу, чтобы поесть. Мы не ели с той поры, как ночью нас забрал автобус… Я пошел немного прогуляться, но затем произошло нечто странное. Я увидел очень красивые цветы с необычайно сильным запахом. Известно, что они используются для лечения сердечной недостаточности…»
Это была наперстянка – род травянистых растений из семейства подорожниковых. Действительно, особое вещество, выделяемое из наперстянки, долгое время оставалось единственным и незаменимым препаратом для лечения хронической сердечной недостаточности. На это растение и наткнулся доктор, но стоило ему наклониться, чтобы сорвать цветок, как один из офицеров, сопровождавших группу, предупредил:
- Не надо трогать растение. Это – опасно.
Фишкин удивился:
- Я знаю, что это за растение, оно никакой опасности не представляет.
- Растение само по себе не опасно, но пыль на нем очень опасна.
- Что за пыль, о чем вы говорите?
- На атомной электростанции произошел взрыв. Оттуда и пыль.
- Тогда почему же мы едем в Беларусь? – опять задал вопрос доктор. Офицер разозлился:
- Я вообще не обязан вам ничего объяснять, - огрызнулся он. И ушел.
И вот тогда Фишкину стало понятно, что ситуация складывается не очень приятная. Как врач, он прекрасно понимал, что такое излучение и что такое радиоактивная пыль. Но никто ничего не хотел объяснять, никто не хотел отвечать на вопросы. Даже когда их доставили в разбитый неподалеку от АЭС палаточный лагерь. Сказали только - ничего не трогать и ждать приказа.
А затем начался кошмар.
Регион полностью эвакуировали. По-прежнему ничего нельзя было узнать о масштабах бедствия. Однажды всех, кто находился в лагере - а это около шести тысяч человек, гражданский и военнослужащих, собрали и сказали им примерно следующее: «Вы здесь, потому что на АЭС случилась колоссальная авария, и, возможно, вы больше никогда не вернетесь домой. Мы не знаем, когда вообще поступит приказ о реэвакуации. Вы защищаете страну, и точно так же, как ваши родители, ваши дедушки и бабушки, когда-то гибли в войнах, чтобы защитить нашу державу, возможно, и вам придется сделать то же самое».
То есть, людям – всем шести тысячам - открыто заявили, что они смертники. Можно себе только представить, что творилось у каждого в душе.
Тем временем кошмар продолжался: рыли какие-то ямы, траншеи, смывали радиоактивную грязь с крыш домов в соседних с АЭС деревнях, а когда грязная вода стекала с крыш, землю приходилось перелопачивать.
Они были одни, и вокруг никого; такое ощущение, что в жизнь претворились страшные фантазии фильма «Сталкер» Андрея Тарковского. Фильм, снятый в 1979 году, казался тенью Чернобыля: огромные пустые пространства, пустые, словно вымершие, деревни, мертвые фермы – в прямом и переносном смысле слова, поскольку вся живность, включая коров, кур или свиней, были уничтожена. Убили большинство собак, потому что предполагалось, что в их шерсти скапливается радиоактивная пыль. Животных убивали нещадно, потому что боялись, что они разнесут «радиоактивную заразу». Почему-то не убивали только кошек, которые бродили по огромной территории и, казалось бы, несли такую же опасность, как и другие животные? Но это –еще одна примета абсурда, царящего здесь: просто приказа убивать кошек не поступало.
Через три недели после того, как группа людей вместе с Фишкиным прибыла на место, решено было сменить часть команды, работавшей непосредственно в самом реакторе, и, в особенности, офицеров, которые, как предполагались, получили слишком большую дозу облучения. Тогда вместе с тремя солдатами доктор очутился уже, как говорится, в самом пекле.
Хотя внешне, как он вспоминает, все выглядело довольно идиллически: несколько квадратных километров площади, на которых размещался реактор, красивая и ухоженная территория, повсюду – благоухающие цветы, над головой – чистое и ясное голубое небо. Все выглядело так, будто ничего не произошло, хотя на самом деле опасность подстерегала на каждом шагу, оповещая о себе непрерывным щелканьем дозиметров.
«Первой задачей, поставленной перед нами, было навести порядок - рассказывает доктор Фишкин. - После взрыва часть материалов рассеялась в воздухе, превратившись в пыль, а тяжелые материалы - уголь и графит - валялись на земле, в виде радиоактивных осколков. Надо было забежать туда, где лежали эти осколки, очень быстро взять один из них и выбросить в специальный контейнер».
Как утверждает Фишкин, в самом начале у тех, кто работал на аварийно-спасательных работах, не было даже защитного снаряжения, а дезактивация, понятное дело, от радиации не спасала. Внутри, в самом реакторе, было жарко и трудно дышать. Люди ели, спали, дышали в непрерывном контакте с радиацией. Только через два месяца после прибытия, в июле, стали прибегать к процедуре дезинфекции. Сразу после выхода из реактора надо было выбрасывать загрязненную одежду и обувь. В палатках радиация зашкаливала. Как врач Фишкин, конечно, знал больше остальных, но даже он не представлял себе всех последствий. И только когда он оказался внутри реактора, до него стал, наконец, доходить смысл происходящего.
Там же, находясь в подвальном помещении, которое одновременно служило и убежищем, и столовой, Фишкин впервые столкнулся с персоналом реактора и его руководством, а также - с академиком Валерием Легасовым, возглавлявшим комиссию по расследованию чернобыльской аварии. В новом, завоевавшем популярность сериале «Чернобыль» Легасов, как считают некоторые, представлен в излишне негативном свете.
«Я беседовал с этими людьми, постепенно собирал информацию, по крошке, по капле, по щепотке, - говорит Фишкин, - Каждый из них рассказывал что-то, чего не знал другой. Но весь пазл по-прежнему не складывался. А однажды приехал из Москвы какой-то высокопоставленный партийный бонза. Такое происходило постоянно: внезапно кто-то прибывал «сверху», может быть, зная, что надо делать. Гость захотел, чтобы его сопровождал врач, и потому я все время ходил вместе с ним. И однажды утром он решил увидеть место взрыва. И мы поехали туда.
Вот это было, действительно, страшно. Наверное, после такого можно говорить: «Теперь я видел все».
Хотя казалось бы - обычная яма, ничего особенного, разве что продолжается распад веществ, находившихся в реакторе. Фишкин вместе с высоким гостем и несколькими сопровождавшими их солдатами отправился туда в автомобиле, бронированном свинцом. И, вот, они все ближе и ближе – тут дал о себе знать счетчик Гейгера, установленный в машине: сначала звук был прерывистым, а затем просто слился в одну протяжную, несмолкаемую ноту.
«Когда мы достигли края ямы, - отмечает рассказчик, - вдруг двигатель автомобиля заглох. Мы застряли. Мы поняли, что у нас – проблема. Наша одежда вмиг пропиталась испариной. Уровень радиации был таков, что через пять минут мы были бы мертвы. В машине стояла мертвая тишина. И вдруг двигатель ожил. Водитель, чуть ли не подпрыгнул, дал газу, и мы пулей выскочили оттуда. Эти несколько минут длились целую вечность.
Когда двигатель заглох, солдаты стали спрашивать у меня, насколько ситуация опасна. И я сказал им: «Товарищи, думаю, мы должны попрощаться друг с другом»…»
Пройдя эти круги ада, Михаил Фишкин выжил - но, по его словам, вернулся домой уже готовым диссидентом.
«До этого я был патриотом, - признается он, - как и все советские люди. Я любил свою страну. Я был идейным человеком. Но вернулся из Чернобыля диссидентом. Жизнь казалась невыносимой. Я не мог слушать новости. А там, где мы находились, каждый вечер, в девять часов, как и положено, солдаты должны были слушать новости. В лагере был генератор, и работали маленькие телевизоры. Они стояли между палатками, и солдат обязали выходить к новостям. Но все мы, непосредственные участники событий, поняли, что нет никакой реальной связи между тем, что происходит в Чернобыле, и тем, что сообщает телевизор. В начале июня там уже бодро рапортовали, будто авария устранена, радиоактивного фона нет, и вскоре все население вернется в свои дома. Но мы-то знали, что все это – чепуха, вранье! Я перестал верить, я не верил ни единому их слову. Даже когда пришли к власти другие и что-то изменилось, я все равно не верил ни во что».
В девяностые годы прошлого века Михаил Фишкин репатриировался в Израиль; сегодня он – детский хирург в медицинском центре «Ихилов». Прошлое постоянно напоминает о себе: это и ослабленная иммунная система, и непредсказуемые приступы слабости, и едва ли не моментальная восприимчивость к вирусам…
В 2012 году в России был принят закон о правах «ликвидаторов». Им разрешили выйти на пенсию досрочно, в пятьдесят лет. Здесь, в Израиле, ликвидаторы получают ежегодное пособие на восстановление - 5570 шекелей. Но израильские власти отказались предоставить налоговые льготы.
Что он чувствует сейчас, когда о Чернобыле вновь стали говорить? «Несколько лет назад я получил хороший совет от одного человека, который работал со мной: записать все, что со мной произошло, чтобы это помогло в какой-то мере справиться с грузом прошлого, - отвечает он. – И я написал, и издал небольшую книгу на русском языке. Теперь я мечтаю перевести ее на иврит».
Уважаемый посетитель, Вы зашли на сайт как незарегистрированный пользователь. Мы рекомендуем Вам зарегистрироваться либо войти на сайт под своим именем.
Информация
Комментировать статьи на сайте возможно только в течении 100 дней со дня публикации.