КРЫМСКИЙ ПОРТАЛ ЧЕРНОБЫЛЬЦЕВ - ЧЕРНОБЫЛЬСКИЙ СПАС

Первыми в ядерный ад шагнули люди в погонах, верные долгу и присяге. Наряду с пожарными и работниками милиции в ликвидации последствий аварии на Чернобыльской АЭС участвовали солдаты и офицеры внутренних войск МВД. В 1986—1988 годах они приняли на себя самый тяжёлый удар, когда несли службу по охране атомной станции и чернобыльской зоны в семь тысяч квадратных километров, излучающих смерть. Воспоминаниями о тех трагических событиях, об однополчанах, с честью выполнявших воинский долг, поделился полковник в отставке внутренних войск МВД Крыма Василий ТУРЧИН.

— В августе 1986 года я был направлен в в/ч № 3217 — оперативный полк внутренних войск МВД г. Киева, — рассказывает Василий Степанович. — Прибыли в село Рассоха, в 30-километровой зоне, на смену находившемуся там батальону. В нём несли службу офицеры и прапорщики запаса, собранные военкоматами в основном из Украины, а также других республик бывшего Союза. Этих «партизан», как их называли тогда, и сменили мы, кадровые офицеры, прапорщики и солдаты срочной службы. Я был в звании майора, и меня назначили заместителем командира батальона.

Расквартировали нас в брошенных сельчанами домиках. Школу приспособили под казарму, в сельсовете разместили штаб. Достоверной радиационной обстановкой на местности, где предстояло нести службу, практически не обладали. Знали, что есть «секретные карты», но с ними, видно, нас не сочли нужным ознакомить. Единственное — дозиметристы сразу предупредили, что дорогу в столовую, накрытую радиоактивным пятном, нужно перебегать как можно быстрее. У нас не было индивидуальных дозиметров. Вместо них офицерам выдали «слепые дозиметры» — квадратные таблетки-накопители. Затем изъяли, и больше мы их не видели. Никто так и не узнал, сколько рентгенов он схватил. В карточки учёта дозы радиоактивного облучения нам вписали по общему фону.

В июне 1987 года в селе Рассоха на базе нашего, а также ранее сформированных других батальонов и рот был создан спецполк № 3031 по охране ЧАЭС и территорий с повышенным уровнем радиации. Позже его окрестили «атомным полком забытого гарнизона». Ведь в то время мало кто знал, в каких условиях выполняют свой воинский долг офицеры, прапорщики и солдаты срочной службы. Разбросанные взрывом продукты ядерного распада и осевшая радиоактивная пыль через какое-то время стали сказываться на здоровье. По этой радиоактивной пыли вместе с солдатами мы спешили туда, где срабатывала сигнализация о проникновении в зону. Чаще всего «нарушителями», разрывавшими сетку, оказывались дикие кабаны или олени. Но случалось, поступали сигналы и о появлении людей. Тогда наряды поднимались по тревоге и цепью прочёсывали деревни. В основном это были спившиеся бомжи, прятавшиеся в подвалах, да мародёры. Приходилось пресекать попытки проникновения в зону грибников, рыболовов. Особенно прибавлялось хлопот в поминальные и родительские дни, когда к оставленным в зоне могилам устремлялись сотни родственников. Нам и сотрудникам милиции надо было остановить этих людей, объяснив опасность, которой они себя подвергают.

Вспоминается такой случай. Поздно вечером раздался стук в дверь. Подумал, наверное, посыльный. Оказалось, что в свой дом вернулся хозяин. Рассказал, что он старожил и знает тайные тропы. А пришёл, чтобы забрать фотокарточки родственников и подправить их могилки.

— Я один на свете остался, — добавил он и очень просил, чтобы его не наказывали. Разговорились о жизни, о чернобыльской беде, постигшей сотни тысяч людей и поломавшей их судьбы. О горбачёвских «демократии и гласности», при которых умалчивается истинное положение дел. За беседой я позабыл подкинуть в печку дров.

— Да у меня за сараем заготовлена целая поленница, — поспешил предложить хозяин.

— Нет, отец, поленницу твою выкинем на могильник. У нас есть свои, «чистые» дрова, — остановил его я.

В тот же день старожила выпроводили. А на его «тайной» тропе, по которой проникали к могилам паломники, усилили караул. Под видом родственников в города направлялись и воры-мародёры, имевшие наводку на уцелевшие квартиры. Вместе с милицейскими патрулями, сотрудниками уголовного розыска приходилось их отлавливать.

Мы прекрасно понимали меру опасности, стягивая на могильники заражённую радионуклидами технику: идёт процесс радиоактивного распада, который ничем не остановить. Но вопреки здравому смыслу общественности насаждалась иллюзия, что последствия аварии могут быть ликвидированы. Главным средством «борьбы» с радионуклидами считалась дезактивация (мытьё заражённой радиацией техники спецсредством СФ-2У). Такая процедура повторялась постоянно, чтобы снизить уровень излучения до предела допустимого и не отправлять машины и бронетранспортёры в могильники. Этим же раствором мыли дома и дороги. Понятно, дороги становились чище, меньше загрязнялся транспорт, но радиационная обстановка практически не менялась. Раствор стекал на землю. На дорогах появлялись знаки: «Выезд на обочину запрещён!», «Радиационная опасность!».

О нас не писали газеты. По всей видимости, боялись огласки, что в данный полк направлялись солдаты срочной службы. В официальных сообщениях говорилось, что все мы — солдаты и офицеры — надёжно защищены от воздействия радиации общевойсковым защитным комплектом (ОЗК) и противогазом. При этом ни слова, что находиться сутками в такой экипировке, тем более работать и нести службу, практически невозможно. Радионуклиды накапливались в фильтре противогаза. Носимый на боку, он становился постоянным источником радиации. Кроме того, через него трудно дышать. С учётом этого нам выдали лёгкие респираторы «Лепесток-200», представляющие собой марлевую повязку, не очень плотно прилегающую к лицу. При дыхании под неё подсасывалась радиоактивная пыль. Нас же уверяли, что служба в зоне не опасна для жизни и здоровья. Такие же ответы направлялись и на запросы родителей.

— В июле 1987 года коммунисты полка избрали меня ответственным секретарём партийной комиссии (считай, партком полка), — говорит Василий Степанович. — Ответственности хватало по горло. Главное — воспитание кадров и обеспечение морально-психологического климата. Постоянно приходилось бывать во всех подразделениях полка, участвовать в организации службы и разрешении проблем, возникающих в подразделениях и в целом воинской части. На здоровье молодых ребят губительно сказывались боязнь радиации (радиофобия), неустойчивость нервной системы. Запомнился такой случай. Служили у нас в полку братья Вильмантас из Прибалтики. Общительные, спокойные. Хорошо несли караульную службу. Один даже выпускал стенгазету. Но вот стал замечать, что с ним творится что-то неладное. Парень сник, ходит как в воду опущенный. Понял, что солдат скрывает что-то личное. Предупредил начальника штаба, командира: «Бойца заменить, не брать в караул с оружием, оставить дневальным». Затем в доверительной беседе он сам открылся, что получил письмо об измене девушки и готовился покончить с жизнью. Под свою ответственность настоял на его отпуске (как потом выяснилось, бывшая соперница его девушки решила отомстить ему.) Спустя пару лет в нашу крымскую воинскую часть он прислал письмо с благодарностью, что тогда поверили ему, сообщил, что у них родился сын.

За вторую половину 1987 года в среднем на каждого солдата нашего «забытого полка» приходилось около 4 дней трудопотерь. А заболеваемость — в два раза выше, чем в среднем по войскам, из-за ослабления иммунитета, вызванного радиацией, отсутствием физических нагрузок (кроссы по радиоактивной пыли запрещены), ухудшением качества питания. Командование и руководство страны тогда не сочли нужным организовать этим солдатам отдых, оздоровительное лечение в санатории. Например, только после того, как резко ухудшилось состояние солдата нашего полка Игоря Моськина, призванного из Белогорска, его увезли в киевский госпиталь, а затем отправили домой. Было несколько случаев, когда бойцы умирали в караулах.

Но их смерти не увязывали с воздействием радиации. Основным диагнозом считалась сердечная недостаточность. Но по сути это была преступная недостаточность совести у тех, кто пытался скрыть опасность Чернобыля.

Последствия облучения проявились позже злокачественными опухолями, болезнями крови, органов дыхания, ранними смертями. В возрасте 30 лет скончались прапорщик Владимир Гарматюк и майор Николай Баделин, в 48 лет — прапорщик Александр Чекотин. Этот трагический список можно продолжить, он пополнялся год за годом.

До конца стойко боролся за жизнь рядовой Игорь Гилевский,1967 года рождения, выпускник СОШ №12 г. Симферополя. Он был призван в в/ч 3217 (наш «атомный» полк) 29 мая 1986 года. Мама Игоря, Наталья Дмитриевна, узнав, что сын попал служить в Чернобыль, в октябре 1986 года поехала к нему в часть.

— В Чернобыль пропустили без досмотра, — вспоминала она. — Повидала сына. Пожила в палатке, увидела рыжий лес, сожжённые деревеньки и брошенную боевую технику. Страх да и только, как в Великую Отечественную войну.

Через год службы Игоря комиссовали. Он долго обивал пороги, чтобы добиться жилья и достойной пенсии как инвалид Чернобыля. Умер внезапно, не дойдя несколько шагов до домика матери в старом квартале Симферополя, за месяц до своего 40-летия, так и не дождавшись улучшения жилищных условий. К сожалению, многие симферопольцы — участники ЛПА на ЧАЭС, инвалиды Чернобыля — годами боролись при Украине за свои законные права, но не получили ни обещанного улучшения жилищных условий, ни земельных участков.


В мае 1988 года для дальнейшего прохождения службы меня перевели из Чернобыля в специализированную часть 5461 внутренних войск МВД в Симферополе на должность заместителя командира, и мне вновь довелось встретиться с чернобыльцами, заниматься их обустройством и обучением. В 1989—1990 годах мы участвовали в выполнении правительственных задач по поддержанию общественного порядка в районах межнациональных конфликтов. В 1992 году, отслужив 28 лет в войсках МВД, я был отправлен в отставку с инвалидностью второй группы. Награждён медалью «За отличную службу по охране общественного порядка».


Чернобыль не имеет прошедшего времени. За минувшие годы выросло новое поколение. Мы, живые участники ликвидации аварии на ЧАЭС и её последствий, считаем своим долгом донести молодёжи правду о чернобыльской трагедии, героизме тех, кто не уронил знамя мужества дедов и отцов, завоевавших Победу в Великой Отечественной войне, и одолел ядерную стихию. Редеют наши ряды. Но пока мы живы, мы делаем и будем делать всё, чтобы передать молодёжи славные традиции старшего поколения, верность нашей великой Родине!



Мы стояли у самой кромки
Над планетой нависшей тьмы.
Чтобы вы родились, потомки,
В ад земной заглянули мы.
И без фраз уходили громких
Мы из жизни, чтоб жизнь спасти…
Эту память теперь, потомки,
По истории вам нести!

Юрий МЕНЬШИКОВ, заслуженный журналист Крыма, полковник милиции в отставке, участник ликвидации последствий аварии на ЧАЭС
Крымские известия

Если Вам понравилась новость поделитесь с друзьями :

html-cсылка на публикацию
BB-cсылка на публикацию
Прямая ссылка на публикацию

• Share this on Facebook
• Tweet This!
• Add this to Google Bookmarks
• Add this to Yandex.Bookmarks
• Blog this on Blogger